Читать книгу "Теткины детки - Ольга Шумяцкая"

К себе, впрочем, не звали. Однако в общих забавах на чужой территории участвовали охотно. Однажды Катька потребовала, чтобы ее 7 ноября повели на демонстрацию.

— И в кого ты у меня такая активистка! — вздохнул Леонид, когда Катька в ультимативной форме заявила, что будет встречать день рождения на Красной площади и непременно под революционные песни.

В кого активистка, было понятно. Ляля заседала в профкоме своего богом забытого НИИ, собирала деньги на дни рождения и на 8-е Марта после первой принятой коллективом рюмашки выходила из-за стола со своей цыганочкой, стреляя по сторонам круглыми украинскими глазами. Еще Ляля выпускала стенгазету «Перспектива», сама сочиняла стишки, сама писала фельетоны и дружеские шаржи рисовала тоже сама, в том числе и на себя. За все это ей полагалось два продуктовых заказа в неделю. Один отходил Татьяне и Леониду. Каждый четверг Леонид на метро и двух автобусах ехал к Ляле на работу за курицей и банкой зеленого горошка. Однажды приезжает, смотрит, а в газете «Перспектива» вместо стишков — белый кусок ватмана.

— Что, Лялька, перспектив никаких? — спросил, запихивая в пакет куриные когти.

— Никаких, Ленька, — вздохнув, ответила Ляля.

На демонстрациях Ляля всегда шла в, первом ряду, держа транспарант с названием института.

— У нас Лялька правоверная, — говорил Леонид.

— Да брось ты, — отвечала Татьяна. — Энергию девать некуда, а так все в порядке, не сомневайся.

Катьку снабдили воздушным шариком и красным флажком и отвезли в семь часов утра к Марьинскому мосторгу, где собирался Лялин институт. Холод стоял дьявольский. И ветер, и ледяная каша под ногами, и черт знает что с расхристанных небес.

— Может, останешься? — спросила Татьяна, затягивая на Катьке шарф.

Катька помотала головой.

Шли долго, останавливаясь через каждые сто метров, пропуская другие, более важные колонны. Время от времени Ляля стаскивала с Катькиных ручонок варежки и энергично растирала пальчики, похожие на палочки эскимо. На улице Горького движение совсем застопорилось. Стояли, ждали. Прошел слух, что Брежнев устал и скоро уйдет с Мавзолея, но надо подождать. Подождали. Потом еще. Потом Ляля посмотрела на жалобные Катькины глазенки, на разбухшие от сырости сапоги и решительно выдернула ее из колонны.

— Сейчас… сейчас согреешься, — пробормотала Ляля и побежала к соседнему дому.

Влетела в подъезд, понеслась по лестнице. Катька болталась сзади, с трудом передвигая одеревеневшими ногами.

— Мы куда?

— К дяде Вите и тете Алле.

Вдруг остановилась, велела Катьке обождать и понеслась обратно, на улицу. На улице нащупала в кармане двушку, стала накручивать диск в автомате. Витенька взял трубку сразу, как будто ждал звонка.

— Витька! — крикнула Ляля. — У меня Катька замерзает. Мы с демонстрации сбежали. Чаю нальете?

— Подожди секундочку.

В трубке раздался шорох, шепот и раздраженный возглас Аллы.

— Ты понимаешь, Ляль… — виновато произнес Витенька. — Сегодня никак не получится. Может, в другой раз, а?

Ляля повесила трубку, вышла из автомата, аккуратно прикрыла дверь. В подъезде села перед Катькой на корточки, поцеловала в нос.

— Поехали к нам. Бабушка тебя заждалась. Родителям позвоним, печенье испечем — будет день рождения.

Вечером, пока Катька наворачивала печенье, Ляля в лицах рассказывала эту кошмарную историю.

— …И не пустили! Понимаете, нас просто не пустили на порог!

Марья Семеновна ахала, хваталась за Катькин лобик — не горячий ли? Татьяна ахала, хваталась за Катькины ножки — не холодные ли? Леонид усмехался. Миша махал рукой из-за газеты — мол, ничего нового вы мне не сообщили.

По всему выходило, что дружить придется с Риной и Ариком.

Об этой дружбе Татьяна думала с недоумением, как об ошибке природы, сбое в высшем логическом механизме. Леонид бормотал что-то о притяжении разнозарядных частиц, но Татьяна была уверена, что в жизни законы физики не действуют, а если и действуют, то наоборот. Вот идут по дороге люди. Идут в разные стороны. И почему-то все время сталкиваются. Почему?

— Ты посмотри все одинаковые. Мы с тобой одинаковые, вы с Лялькой одинаковые, и все вместе мы тоже одинаковые, — говорила она. — Иначе — как вместе жить?

Леонид соглашался, но выходило — дружить придется с Ариком и Риной.

Так начался в их отношениях период запойной дружбы. Заводилой, разумеется, выступал Арик. Он был большой специалист по организации увеселительных мероприятий в кругу семьи. Были подозрения, что за кругом он тоже много чего организовывал. Летом в выходные совал всех в машину (он первым купил темно-красные «Жигули» и ласково звал их «вишенкой»), Катьку с Аркашенькой — до кучи! — на первое сиденье, и летел куда-нибудь за город, на полянку у реки с пушистой травкой и мелким прибрежным песочком. Откуда он только знал столько полянок, лужаек, опушек? Рина шепотом жаловалась Татьяне, что под эти кусточки он возит девушек. Выгрузив весь выводок, Арик начинал работать Дедом Морозом: доставал из багажника дикое количество снеди, мячи, ракетки, ласты, разводил костер, расчищал поле для футбола, покрикивал, подталкивал, понукал. Дети визжали. Жизнь била ключом. В следующие выходные мчались на дачу к Ляле и Мише. Там играли в пинг-понг, варили щи из молодой крапивы, дотемна распевали песни в трухлявой беседке. В отпуск тоже ездили вместе: Арик разыскал дивное местечко в Эстонии, на озерах. Зимой почти каждый вечер ходили друг к другу ужинать. То Арик с Риной к Татьяне и Леониду, то наоборот. Татьяну это, конечно, утомляло. Мама уже болела, целыми днями ворчала, злилась — характерец тот еще был! Катька опять же, стирка-готовка, а тут — будь любезна! — мечи еду на стол или — того хуже! — вставай, одевайся, наводи марафет, тащись из дома. К тому же с Риной была тощища смертная.

Арик хвастал. О, как он хвастал! Он был гений хвастовства, этот Арик.

— Уймись, — говорила ему Ляля. — Ты уже всего добился, и, самое главное, мы уже об этом знаем.

Но Арик не унимался:

— И тогда я беру банку икры, коньячок армянский и — к нему домой. Он — счастлив. Посидели, выпили, он говорит: «Какие проблемы, Арик? Приезжай в сервис, я все сделаю. Только приезжай!»

У него всегда имелся в запасе какой-нибудь «он», к которому можно поехать с банкой икры. Начальники автобаз, директора магазинов, театральные администраторы, завотделами и замминистров в безумном хороводе проносились по его жизни, задевая царственными крылами ошалевших родственников. Со всеми он был на «ты», всех называл по именам, всех хлопал по плечу. Бедный мальчик из Мариуполя, дорвавшийся до столицы, он блестел круглыми пьяными глазами и круглой коричневой лысиной и, обнимая красавицу Лялю, а заодно и Рину, жарко шептал:

— Ух, девочки мои! Любимые мои! А давайте в субботу за город, в «Русскую избу»! А? Там директор — чудный мужик! Я ему говорю: «У меня сестрички — закачаешься!» А он: «Какие проблемы, Арик? Привози всех! Только привози!»