Читать книгу "Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам - Эдуард Филатьев"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сохранились воспоминания о том, как отреагировал на статью Есенина Маяковский:
«– Где эта газета? – спросил Маяковский. – Дайте её скорее сюда!
Он отбросил все остальные газеты и стал внимательно читать статью Есенина. Потом недовольно отбросил газету и сказал:
– Чёрт знает что нагородил! – затем раздражённо встал и вышел».
В сентябре 1923 года добился разрешения на своё возвращение в страну Советов и приехал в Москву Виктор Шкловский.
18 сентября 1923 года состоялось заседание политбюро, на котором присутствовали Зиновьев, Рыков, Томский, Бухарин, Калинин, Молотов и Рудзутак. Ознакомившись с документом, представленным Центральной Контрольной Комиссией, вожди приняли решение:
«8. О Промбанке. Предложение ЦКК принять».
Тем самым расправа над лицами, «злоупотребления которых доказаны», была санкционирована официально.
Но кем эти злоупотребления были доказаны? Работниками ЦКК?
Но ведь суда-то ещё не было! Центральная Контрольная Комиссия всего лишь предлагала «возбудить совместно с ГПУ формальное следствие» – дескать, нами уже всё установлено, надо лишь изобразить расследование, то есть «формально» пробежаться по страницам дела и… действовать.
А что вообще представляла собой эта ЦКК?
Секретарь политбюро ЦК РКП(б) Борис Бажанов, входя в курс партийных дел, написал:
«Быстро просвещаюсь я и насчёт работы органа «партийной совести» – Партколлегии ЦКК.
В стране существует порядок – всё население бесправно и целиком находится в лапах ГПУ. Беспартийный гражданин в любой момент может быть арестован, сослан, приговорён ко многим годам заключения или расстрелян просто по приговору какой-то анонимной «тройки» ГПУ. Но члена партии в 1923 году ГПУ арестовать ещё не может (это придёт только через лет восемь-десять). Если член партии проворовался, совершил убийство или совершил какое-то нарушение партийных законов, его сначала должна судить местная КК (Контрольная Комиссия), а для более видных членов партии – ЦКК, вернее партийная коллегия ЦКК, то есть несколько членов ЦКК, выделенных для этой задачи. В руки суда или в лапы ГПУ попадает только коммунист, исключённый из партии Партколлегией. Перед Партколлегией коммунисты трепещут. Одна из наибольших угроз: «передать о вас дело в ЦКК»».
На следующий день после заседания политбюро (19 сентября) ГПУ начало проводить аресты. Был арестован и Александр Краснощёков.
Об этом сразу заговорила вся Москва. С каждым днём слухи обрастали новыми подробностями. Михаил Булгаков записал в дневнике:
«Вчера узнал, что в Москве раскрыт заговор. Взяты: в числе прочих Богданов, предс[едатель] ВСНХ! И Краснощёков, пред[седатель] Промбанка! И коммунисты. Заговором руководил некий Мясников, исключённый из партии и сидящий в Гамбурге. ‹…› Чего хочет вся эта братия – не известно, но, как мне сообщила одна к[оммунистка], заговор «левый» (!) – против НЭПа!»
Что касается председателя ВСНХ Петра Алексеевича Богданова, то каких-либо сведений о его аресте в 1923 году обнаружить не удалось. Видимо, это были всего лишь слухи, так как Богданов не со всеми решениями кремлёвских вождей был согласен. А Гавриил Ильич Мясников, названный Булгаковым руководителем «левого» заговора, действительно являлся активнейшим оппозиционером, исключённым (20 февраля 1922 года) из партии за создание антипартийного Манифеста Рабочей группы РКП(б). В мае 1923 года его тайно выдворили на аэроплане в Германию. Фракционные группы, в которые входили Пётр Богданов и Гавриил Мясников, «обвиняли партийный аппарат в бюрократическом перерождении и в полном равнодушии к интересам рабочих». К этим-то фракционерам молва и присоединяла Краснощёкова.
Бенгт Янгфельдт:
«Арест Краснощёкова стал настоящей сенсацией. Впервые обвинение в коррупции были предъявлено коммунисту, занимавшему столь высокое положение, и это бросало тень на весь партийный аппарат».
Валериан Владимирович Куйбышев, глава ЦКК и нарком РКИ (Рабоче-крестьянской инспекции), произнёс речь, которую тотчас же опубликовали две главные советские газеты – «Правда» и «Известия». Куйбышев сказал:
«Установлены бесспорные факты преступного использования Краснощёковым средств хозяйственного отдела в личных целях, устройство на эти средства безобразных кутежей, использование хозяйственных сумм банка в целях обогащения своих родственников и так далее».
Подводя итог, Куйбышев не скрывал, что судьба Краснощёкова предрешена, поскольку он…
«…преступно нарушил доверие, выраженное ему, и должен понести суровую кару по суду.
Советская власть и коммунистическая партия будут больше, чем когда-либо, суровой рукой уничтожать уродливое проявление НЭПа и сумеют напомнить успокоившимся на прелестях капиталистического бытия господам, что они живут в рабочем государстве, возглавляемом коммунистической партией».
Иными словами, глава ЦКК и РКИ громогласно заявил, что предстоящий суд будет всего лишь формальностью, и что «суровая кара» Краснощёкова и его подельщиков уже поджидает.
То, что случилось с Краснощёковым, было, пожалуй, одной из первых репетиций того, что произойдёт в стране в 30-х годах, когда начнутся массовые процессы «врагов народа» («врагов», выявленных среди «своих»). Именно в 1923 году большевики создали Соловецкий лагерь особого назначения (сокращённо – СЛОН), который предстояло заполнить заклятыми врагами советской власти и приступить там к перековке их в её пламенных друзей.
20 сентября 1923 года на заседании политбюро (в присутствии Сталина, Рыкова, Зиновьева, Томского, Троцкого, Бухарина, Калинина, Рудзутака и Молотова) было принято ещё одно решение:
«6. О Промбанке. Отложить решение вопроса на ближайшее заседание политбюро (21/IX)».
Вероятно, члены политбюро получили какую-то дополнительную информацию.
Тем временем статьи о проштрафившихся коммунистах заполнили первые страницы всех советских газет.
Арест Краснощёкова и осуждение «краснощёковщины» явились победой гепеушной акции, организованной Дзержинским по приказу Троцкого. Поэтому осенью 1923 года Зиновьев, Каменев (и помогавший им Сталин) решили нанести первый решительный удар по наркомвоенмору. 23 сентября на пленуме ЦК «тройка» неожиданно выдвинула предложение расширить состав Реввоенсовета, введя туда противников Троцкого. Разгневанный наркомвоенмор, по словам Бориса Бажанова, произнёс «громовую речь»:
«Не имея никакого желания вести борьбу с этими интриганами и желая только одного – служить революции, он предлагает Центральному Комитету освободить его от всех его чинов и званий и позволить пойти простым солдатом в назревающую германскую революцию. Он надеется, что хоть в этом ему не будет отказано…
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам - Эдуард Филатьев», после закрытия браузера.
