Читать книгу "Любовь в каждой строчке - Кэт Кроули"

Генри

Дорогой Генри!

Да, я говорила Джоэлу, что люблю его, и совершенно точно говорила это Кэлу – продолжаю говорить каждый день. Однако я имела в виду, что слова по большому счету бесполезны.

Рэйчел

Дорогая Рэйчел!

Разве выражение любви в словах ничего не значит, не имеет силы?

Генри

Дорогой Генри!

Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Я хочу сказать, что слова не мешают нам умирать. Они не воскрешают. Они не имеют силы над смертью.

Рэйчел

Дорогая Рэйчел!

Мне кажется, ты запуталась. Слова имеют силу при жизни. Смерть – самая незначительная ее часть.

Предлагаю вечером пойти потанцевать. Сегодня пятница. Пригласим Джордж с Мартином.

Генри

Дорогой Генри!

Зря ты считаешь смерть незначительной частью жизни. Пели ты так думаешь, ты ее не видел.

Хорошее предложение. Только пойдем куда-нибудь, где нас не знают, а то я видела, как ты танцуешь. Сегодня я ужинаю с Роуз. Встретимся в девять напротив «Прачечной». Послушаем The Hollows, а потом решим, куда идти.

Рэйчел

Генри

В тот вечер я встречаюсь с Мартином у входа в «Шанхай-дамплингс». Он сразу интересуется, где Джордж. Приходится его огорчить: ее не будет.

– Только ты да я, так уж получилось.

– А я думал, это семейная традиция.

– И я так думал, – отвечаю я, стараясь не показывать, что расстроен.

Мы ждем, когда Ма Ли усадит нас за столик, и я размышляю о своем разговоре с папой, который произошел несколько часов назад.

«Дамплинги по пятницам временно отменяются, – сообщил он. – Ни у меня, ни у мамы нет настроения для этих встреч. Сегодня Джордж поехала ужинать к ней, а я делю трапезу с Фредериком и Фридой».

Он дал мне немного денег из «малой кассы», чтобы я мог угостить Мартина, и подарил новую книгу. Это сборник рассказов Хорхе Луиса Борхеса, изданный в серии «Penguin Classics»[30]. На обложке бабочки с квадратными крыльями образуют шестиугольник. «Прочти "Память Шекспира"», – посоветовал отец.

Когда я учился в десятом классе и однажды вечером искал интересную книгу, он познакомил меня с Борхесом – велел прочитать «Вавилонскую библиотеку». Осваивать ее пришлось со словарем. Я не совсем понял это произведение. Много отсылок к математике и другим наукам, которые мне хотелось обсудить с Рэйчел, но она к тому времени уже уехала. Я решил, что рассказ написан о людях, у которых много вопросов о жизни и вселенной – вопросов, сводящих с ума, ведь на них нет ответов.

Подходит Ма Ли, я объясняю ей, что нас всего двое, и она сажает нас за крошечный столик возле туалета. Спинку моего стула то и дело задевают дверью. Локти не помещаются на столе. Некуда даже меню приткнуть, в которое я заглядываю впервые в жизни – раньше отдельно ничего себе не заказывал.

Говорить о книгах без семьи как будто неправильно, но и не говорить нельзя. Поэтому я кратко рассказываю Мартину о Борхесе. Показываю ему книгу. Пытаюсь объяснить «Вавилонскую библиотеку», но не нахожу подходящих слов.

– Рэйчел объяснила бы лучше, – добавляю наконец.

– Она тебе нравится, – делает он вывод, и я задумываюсь о нас. О том, как долго я с ней знаком. Думаю о письмах, которые мы друг другу пишем всю неделю, и о том, с каким нетерпением я каждый раз жду ее ответа.

– Она мой самый близкий друг. – Я и сам не уверен, что слово «друзья» передает суть наших отношений.

Забирая книгу у Мартина, интересуюсь, как дела у него с Джордж. К моему удивлению, он говорит, что лучше. Со стороны так не кажется.

– Еще неделю назад она посылала тебя к черту.

– И я ей вежливо ответил, что решил к черту не ходить.

– А дальше?

– Она вежливо написала, что если я к черту не пойду, то пойдет она.

– Так почему стало лучше-то? Я что-то не понимаю.

– Всю неделю я был приветлив с ней, и сегодня после обеда лед тронулся. Кажется, мы снова друзья.

Прежде чем я успеваю спросить, как именно тронулся лед, Мартин меняет тему:

– Как у тебя с Эми?

И я вдруг понял, что все это время очень мало думал об Эми. В мыслях только Рэйчел и Кэл. Его я знал не меньше, чем ее: маленьким мальчиком он ходил за мной по пятам и засыпал вопросами, а ближе к двенадцати стал настоящим интеллектуалом, и мы поменялись ролями. Мне его не хватает.

– У тебя кто-нибудь умирал? – спрашиваю я Мартина, и он отвечает:

– Бабушка.

Мы делаем заказ, а потом я придвигаюсь поближе и задаю вопрос, который мучает меня с того дня, когда Рэйчел сказала мне о Кэле.

– Куда уходят люди? Ну, понимаешь, вот они здесь, а потом уже нет. У меня это не укладывается в голове.

– Кто-то умер, да?

– Не важно. Давай сменим тему, – предлагаю я.

До конца ужина мы обсуждаем детективы, политику, литературные произведения из программы двенадцатого класса, решаем, какие вонтоны лучше – жареные или вареные.

* * *

С Мартином легко, и когда мы выходим и он показывает на рекламу клуба «Мостовая», я соглашаюсь ненадолго туда заглянуть. У меня есть время перед встречей с Рэйчел, а «Мостовая» – не то место, куда парня вроде Мартина, стоит пускать одного.

От «Шанхай-дамплингс» мы идем туда минут десять, а на месте видим очередь, которая выглядит не очень дружелюбно. Кажется, в местной газете я читал, что клуб возглавляет список заведений Грейстауна, где царит насилие и жестокость. Наконец мы платим за вход, нам ставят штампы. Втайне надеюсь, что у Мартина попросят документы и не пропустят, но нет, проходим без проблем. Какая-то группа на сцене поет о пожирании зверюшек, публике нравится.

– Мартин, прислонись к стене.

Он осматривается, будто ищет знакомых. Его взгляд задерживается на двух парнях – один ведет другого на цепи.

– Лучше не смотреть в упор, – советую я.

Через какое-то время он наклоняется и кричит мне в ухо:

– Когда придет Джордж?

– Что-что? – кричу я в ответ.

– Джордж. Когда она придет?

– Джордж в такое место не заманишь, – говорю я, оглядываясь. – Сейчас она, скорее всего, вернулась от мамы и тихо играет с папой в «Скрэббл».