Читать книгу "По любви (сборник) - Эдуард Поляков"

– Ты что-то помнишь из юности? – спросил Понырев, когда помянули Анжелику.

– Да особо и нечего вспомнить… Помню, как после танцев чувих разных цеплял, как вёл к себе на хату. Включал цветомузыку. И пилил.

– А я помню, как один раз, один-единственный раз проводил Анжелику домой после репетиции. А потом её не стало.

– Да, припоминаю это дело. Неверность. Обида. Таблетки. Жутко вспомнить.

– И я вспоминаю иногда…

Она заглянула в танцевальный зал сталинской постройки поселкового Дома культуры, где разучивали новые песни парни из молодёжного ансамбля «Вдохновение». Робко приоткрыв массивную старинную дверь, просунула свою белокурую с короткой стрижкой головку в веющее сквозняком и запахом разогретой электроаппаратуры пространство.

Барабанщик Вовочка Алексеев по прозвищу Скворец, заметив постороннее лицо, прекратил стучать свои любимые переходы и крикнул ребят, сидевших в каморке перед магнитофоном:

– Эй, мужики! Смотрите, кто пришёл!

Они застряли на разборе одного места в магнитофонной записи. Клавишник Ромка никак не мог сыграть на слух мелодию. Выходили совсем не те ноты. Выскочили злые.

Увидев белокурую головку, торчащую в дверях, смотрели туда, скучившись на сцене в углу, и дулись.

– Ребята, можно к вам?

Она вошла в залу в легкой белой водолазке и джинсах. Закрыла за собой дверь и прижалась к ней, точно её сейчас будут расстреливать.

– Это зачем ещё?! – выступил Женька Шкабарёв, бас-гитарист и звукооператор. Он был самым старшим в группе. – Мы зевак на репетиции не пускаем. Тем более девчонок. Покупай билет и приходи на дискотеку в пятницу вечером.

Она улыбнулась застенчиво и как-то просто, по-человечески, сказала:

– Я хочу с вами играть.

– Играть?!

Все расхохотались. Она опустила голову. Спокойно переждала эмоции мальчишек. А потом твёрдо повторила:

– Да. Играть.

И пошла вперёд, до середины танцевального зала.

Ребята переглянулись. Пошли ей навстречу. Обступили её.

– На чём же ты играешь?

– Я училась в музыкальной школе на фортепиано. Ноты знаю неплохо.

Каждый презрительно улыбался.

– По нотам у нас не играют. Мы на слух музыку подбираем.

– Я могу! – тихо и твёрдо звучал её голосок.

– А ну, Ромка, тащи её в каморку к магу!

Ромка подсел к магнитофону. Перемотал плёнку чуть назад. Нажал пуск.

– Слушай! Чё тут надо играть? Чё это за модуляция?

Она села за клавиши, внимательно прислушивалась к звукам из динамиков. Что-то перебирала пальцами по клавишам. Попросила включить ещё раз. Включили.

Тут уже она не играла. Только слушала. А когда Ромка нажал паузу на магнитофоне, счастливо улыбаясь, сыграла то же самое на синтезаторе, а сыграв, повернулась к ним своей белокурой головкой и спросила:

– Так?

– Ну-ка, ну-ка, как ты там сыграла? – Ромка быстро подскочил к ней и повторил только что проигранное девчонкой.

– Во даёт!

– Сечёт!

– Тебя как звать-то?

– Анжелика.

Так и познакомились. Взяли в свою мужскую компанию. Девчонку.

Дали Анжелике «по-братски» старую советскую «Юность». Поставили играть на фонах. Договорились между собой, что на дискотеке после шкабарёнковского мага с колонками, откуда в начале танцев для разогрева стучала колотушками музыка «Модерн Толкинг», Си Си Кэйч, «Бэд Бойс Блю» и другой всякой разной зарубежной попсы, играли основную программу, когда уже подтягивался народ, вместе с ней. И деньги, что платили в клубе ансамблю, делили с Анжеликой по-честному.

Поселковый народ любил, когда выступают «живые» артисты. Поэтому под музыку молодёжного ансамбля местная молодежь танцевала с удовольствием. И быстрые танцы, и медляки.

Алексей пел. Ромка солировал на синтезаторе переходами. Анжелика на фонах легко опускала свои тонкие легкие пальцы на клавиши и с улыбкой дарила людям красоту мелодии и свою любовь. Толик брал на электрогитаре несложные аккорды. Шкабарёнок, опустив голову к струнам, бил двумя пальцами по бас-гитаре.

Анжелика стала ходить на репетиции регулярно, как в школу. Работала добросовестно. Помогала ребятам разобрать непонятные куски музыкальных произведений.

На носу был новогодний концерт в большом зрительном зале Дома культуры. Заводской профсоюз дал директору ДК наказ – подготовить интересные выступления участников художественной самодеятельности. Репетировали: хор, хореографический детский ансамбль, бальные танцоры, взрослый состав ансамбля музыкантов. Репетировали и ребята из «Вдохновения». Рабочие уже вовсю украшали новогодними гирляндами фойе и залы Дома культуры. В танцевальном зале установили и наряжали привезённую из подмосковного леса зелёную красавицу.

Алексей написал стих, посвящённый Новому году. Анжелика сочинила музыку. Получилась песня. Лирическая. Для медленного танца. Разучили ещё три композиции, если придётся выступить на бис. И так. На всякий случай.

И случай такой был. В день выступления, когда до выхода на сцену оставалось совсем чуть-чуть, когда уже заканчивал выступление взрослый состав, из каморки к ребятам за кулисы прибежал Скворец.

– Братва, Ветерок нажрался!!!

– Как нажрался?

Ахнули все. Роману перед концертом дружбан – киномеханик Эдик принёс по блату раздобытый разбодяженный спирт из недавно привезённого на завод клея «БФ» в бочках. Народные умельцы путём нехитрых химических процессов спирт оттуда добывали.

Махнули с Эдиком в кинобудке втихаря по стакану. Для храбрости. Не рассчитали. Крепкий спиртяга оказался. Теперь сидел Рома в каморке на стульчике. И протирал очки. Но было бесполезно. Вид у него был один – конкретно бухой.

– Что делать будем?

– Где клавишника взять?

– Алку из взрослого состава?

– Она только по книжечке своей играет.

– У нас не разберётся ни чёрта!

– Всё! Накрылся наш концерт!

Приполз Ромаша.

– Братцы, я сыграю щас!

Запутался в занавесе ногой. Споткнулся. Полетел за плотно натянутый за кулисами киноэкран. Ребята молча стояли несколько мгновений. Толик пошёл за Ромкой. Стал поднимать. Повел в каморку отсыпаться. А когда вернулся, все смотрели на Анжелку, которая тоже смотрела на ребят, прижавшись спиной к красной трибуне с гербом Советского Союза.

– Вы чего, ребята?

Бледная светловолосая Анжелика в голубеньком новогоднем платьице с блестящей на шее радужно-белой мишурой на фоне советской трибуны смотрелась жутко.