Читать книгу "Прекрасные незнакомки - Жюльетта Бенцони"

– Слишком поздно, – произнес он с искренним отчаянием. – Турок опередил меня. А мне так хотелось с ней познакомиться. Она так хороша! Смотрите-ка, – прибавил он, снова беря приятеля под руку. – Смотрите, она ему улыбается… Она ему поклонилась… Приняла его руку. Она идет рядом с ним! Но она же с ним не уедет? Нет, нет! Он же не увезет ее!

Приятель пожал плечами и улыбнулся.

– Симон, голубчик, не стоит так огорчаться! Спору нет, мадемуазель Ланж прекрасна, но она похожа на блуждающую комету. Сегодня турок удостоился ее милости – сыграло роль обаяние экзотики или просто женское любопытство, – а завтра кто-то еще. И что для вас не случилось сегодня, может случиться завтра. Не спорю, сегодня турок перебежал вам дорогу, но у вас вся жизнь впереди. И если будете умницей, я завтра вас с ней познакомлю.

– Неужели?! Так вы ее знаете?

– Я знаю всех. Но должен предупредить: если вы хотите завоевать красавицу Ланж, не жалейте денег.

– С такими глазами, как у нее, невозможно быть продажной, – с жаром запротестовал молодой человек.

– Так говорили все, кого она разорила, – отвечал приятель. – Вы готовы рискнуть?

– Я готов! Я богат, и мое состояние в ее распоряжении, если она того захочет.

Приятель ограничился безмолвным вздохом. Он уже сожалел, что показал этому молодому и славному человеку опасную пожирательницу сердец. Но отступать было поздно. Мишель Симон не допустил бы этого. В конце концов, и Мишель очень хорош собой. Будет забавно, если Ланж полюбит его просто так…

Смех императора

На следующий день после бала в Опере верный своим обещаниям друг ввел Мишеля Симона, бледного от волнения, в гостиную той, что не дала ему уснуть после бала до утра. Он успел забыть все, что говорил ему друг о возможности купить ласки прекрасной Ланж за деньги, о его осторожных предупреждениях относительно корыстности прекрасной Ланж и даже ее поведение с Эфенди Пашой, турецким послом, которое говорило само за себя. Скромный наивный Мишель мечтал лишь о том, чтобы обожать богиню, о ее благосклонном взгляде, о возможности находиться рядом с ней, созерцая сияние ее несказанной красоты.

И надо сказать, что искренние сердца обладают своим особым оружием, о котором не подозревают сами. Обладают, быть может, волшебной палочкой, способной творить чудеса преображения. Прекрасная Ланж, женщина, которая разорила стольких мужчин, беззастенчивая куртизанка, чье сердце всегда было холодно как лед, полюбила застенчивого голубоглазого брюссельца, смотревшего на нее с неподдельным обожанием. Когда он поцеловал кончики ее пальцев, его била такая дрожь, что мадемуазель Ланж не удержалась и сказала ему:

– Неужели вы так меня боитесь? А ведь, глядя на вас, не скажешь, что вы не отличаетесь смелостью.

– Я и в самом деле никогда ничего и никого не боялся, мадемуазель. Но перед вами… Перед вами я беззащитен, даже если вы захотите заставить меня страдать.

– Заставить вас страдать? Что за странная мысль!

– Это не ваша вина, вы даже не подозреваете, что ваша несказанная красота опасна. Она способна ранить и причинять боль.

– Если я вас правильно поняла, то вам пойдет на благо, если я смогу умерить воздействие на вас моей опасной красоты, – улыбнулась Ланж.

И, взяв его за руку, провела по обширной зале, представляя своим гостям. В конце вечера она пригласила его навещать ее дом.

Мишель Симон, конечно же, стал бывать у мадемуазель Ланж, и чем дальше, тем все чаще и чаще. Он сидел в ложе во время спектаклей, водил ее ужинать в «Роше де Канкаль», «Вери» или в «Три брата провансальца». Он нес ее шаль, ее букеты, засыпал цветами и нежными записочками, исполнял ее поручения – словом, вел себя как безупречный верный рыцарь.

Париж поначалу посмеивался над такой невинной идиллией, но потом заинтересовался ею. Трудно было поверить, что молодой бельгиец, став любовником продажной комедиантки, может быть так простодушно ей предан и так в нее влюблен. Стали поговаривать, что они еще не стали любовниками. И это было правдой. Мишель не осмеливался попросить у своего божества той милости, которой она готова была его одарить. Но его скромность была не единственной причиной. Стремительная Элизабет впервые в жизни влюбилась, как молоденькая гризетка. До сих пор она распоряжалась своим телом как выгодным товаром, но теперь перед этим искренним мужчиной, который ее полюбил, она стала стыдливой девушкой. Впервые ее испугало собственное прошлое. И теперь она не знала, как дать понять любимому, до какой степени она его любит и как хочет принадлежать ему целиком и полностью.

На эту волнующую тему Элизабет и говорила январским утром 1797 года с верной Жанетт, горничной и наперсницей. Всему Парижу Жанетт была известна как цербер, ревниво охраняющий двери Ланж. Этого цербера можно было умилостивить только золотом, и в этом смысле она была требовательнее своего античного собрата, который соглашался на мед. О Жанетт говорили, что «ей нужна не жизнь, а только кошелек» и что она весьма разборчива по части претендентов на альков хозяйки, не допускает прощелыг с тощим бумажником. Неоспоримо было и другое: Жанетт любила Элизабет как родную дочь. Но сейчас она никак не могла взять в толк, что ей говорит хозяйка.

– Он попросил меня выйти за него замуж, Жанетт, понимаешь? – повторила актриса. – Он хочет на мне жениться.

Жанетт пожала плечами и проворчала:

– Глупость какая-то, да и только! Согласна, он молодой, красивый. И богатый, с этим тоже согласна. Но это еще не причина, чтобы вам выходить за него замуж. Замужество – дело серьезное, у вас может быть масса неприятностей. Поговорите-ка об этом с гражданкой Бонапарт.

– Нет, ты не права. Я не понимаю, почему бы мне не выйти за него замуж. Мне уже двадцать пять, и в театре я долго не продержусь. Так почему бы не расстаться с ним сейчас?

– С театром? Да у вас впереди еще лет десять, не меньше! Или вы думаете, что он согласен иметь жену-актрису?

– Конечно нет. Он сказал, что достаточно богат, чтобы содержать меня в качестве хозяйки нашего дома. И я все-таки думаю оставить театр. Я люблю его, Жанетт, – добавила актриса с необычной для нее серьезностью. – И клянусь, что, став его женой, я буду безупречна. Я стану для него идеальной женой!

– Господи! Спаси и помилуй! – вскричала Жанетт, вздевая руки к небу. – Да вас будто подменили! Вы что, забыли, что никогда нельзя говорить: «Колодец, я никогда не буду пить твоей водицы!»?

Элизабет улыбнулась своему чарующему отражению в большом зеркале над туалетным столиком, сделанным из красного дерева с позолоченной бронзой.

– Я не забыла, Жанетт, но сейчас готова произнести эти слова. Я его люблю, и в этом все дело. Ради него, ради его любви я готова идти на любые жертвы.

– Ну, что ж… Пусть вам помогут Небеса!

Женская интуиция подсказала Элизабет, что может глубже всего тронуть сердце любимого, и она попросила его привезти в Париж дочку, маленькую Элизу, потому что теперь хочет сама заботиться о ней. Она не ошиблась. Мишель побледнел от радости.