Читать книгу "Тогда ты услышал - Криста фон Бернут"

Сказать такое Рози Тессен, которая считала себя глубоко верующей и уже более тридцати лет не пропускала ни одной воскресной службы, играла в церкви на органе, было более чем смело. И реакция последовала незамедлительно. Она сжала губы, слезы застлали ей глаза. Слезы гнева. Такую бестактность ему уже никогда не загладить. Но в тот момент ему было совершенно все равно.

Бергхаммер возглавил специальную комиссию, состоящую из тридцати служащих и нескольких оперативников, которые должны были составить портрет серийного убийцы. Впрочем, никто не знал, можно ли говорить о серии. Серийные убийцы — как правило, мужчины в возрасте между двадцатью и шестьюдесятью годами. Чаще всего они умны, имеют судимость и родились в неблагополучной семье. Часто, но не всегда, ими движут сексуальные мотивы. Одним из типичных серийных убийц был убийца-язычник Хольст, который, прежде чем его арестовали, изнасиловал и убил нескольких женщин. Убийства с целью ограбления тоже могут совершаться серийными убийцами. Но общим для большинства из них является одно: сами жертвы для них ничего не значат. В случае с убийствами на сексуальной почве они должны соответствовать некоторым внешним критериям, но, в принципе, речь идет о ритуальных убийствах.

Этот случай был совершенно иным. Двое мужчин и одна женщина убиты, предположительно, одним и тем же человеком, сексуальная подоплека исключалась. Убийство с целью ограбления тоже. Должна быть какая-то связь между Саскией Даннер, Робертом Амондсеном и Константином Штайером.

Пока известно было лишь то, что двое последних учились более двадцати лет назад в одном интернате, правда, не в одном классе. Судя по рассказам бывших учеников, они не дружили. О более поздних контактах между ними ничего не известно, да это и маловероятно. Саския Даннер, опять же, была замужем за преподавателем интерната, но всего лишь на протяжении двенадцати лет. Из чего следует, что она никогда не была знакома со Штайером и Амондсеном. Связывало ее и убитых мужчин только то, что все они знали Михаэля Даннера, который двадцать два года назад начал работать в интернате в качестве стажера, а потом уже стал преподавателем.

Как ни крути, все ниточки вели к нему.

На время совершения всех трех убийств у Даннера не было алиби. Более того: в тот вечер, когда был убит Константин Штайер, официантка видела Даннера в кафе неподалеку от квартиры Штайера. Он ушел из кафе около половины двенадцатого. Поначалу Даннер это категорически отрицал. Потом сознался, что был в том кафе, но не захотел говорить, что он там делал. Основание: это его личное дело.

Поэтому был выдан ордер на арест, который неделю спустя был аннулирован другим судьей, занимающимся проверкой законности содержания под стражей, на основании того, что косвенные улики бездоказательны. Необходимо было предоставить дополнительные данные по расследованию, которые бы указывали на Даннера как на убийцу. Никаких серьезных подозрений, никакой опасности, что он сбежит. Со вчерашнего дня Михаэль Даннер снова был на свободе.

Никто из тех, кто занимался этим делом, не понимал, почему это произошло. На данный момент Даннер был единственным подозреваемым, который был знаком со всеми жертвами. И, по крайней мере, для убийства своей жены у него был мотив. Но в суде земли Мисбах, видимо, думали иначе. Бергхаммеру удалось добиться только того, что теперь Даннера постоянно охраняли двое полицейских.

Лицо Карлы Амондсен необыкновенно бледное, почти как наволочка. Ее домашний врач сказал, что она принимает сильные успокоительные средства, и попросил разрешения присутствовать при снятии показаний. ГКУП Мона Зайлер и ГКУП Хельмут Штрассер из комиссии по расследованию убийств Кобурга сидели на табуретах у постели Карлы Амондсен. Эта уже третья попытка взять показания у госпожи Амондсен была такой же бесплодной, как и две предыдущие.

— У нее шок, — сказал домашний врач, прислонившись к двери и скрестив руки на груди. Это он говорил не впервые. — Оставьте же ее, наконец, в покое.

Он говорил, как в сериале о врачах. Может быть, он был немного влюблен в свою пациентку. Карла Амондсен очень красивая женщина, даже в таком состоянии.

— Йозеф, — окликнула его Карла Амондсен.

Все присутствующие удивленно повернулись к ней. В первый раз она открыла рот по собственной воле.

— Йозеф, я сама справлюсь. Можешь подождать за дверью.

Домашний врач смущенно посмотрел на нее, потом обиженно кивнул и вышел из комнаты.

— Я вам не очень-то помогла, — сказала Карла Амондсен Моне.

Ее голос звучал глухо, что, вероятно, было связано с приемом медикаментов.

У Моны был трудный день. Специальная комиссия «Константин» работала круглые сутки, одно совещание переходило в другое, некоторые из них проходили среди ночи. Да еще эта постоянная езда туда-сюда на машине! Никто не выспался. И при этом расследование по-прежнему находилось в той фазе, когда сведения — то есть свидетельские показания — только собирались и анализировались. Куча бумаг — протоколов, записок и отчетов — становилась все больше, в то время как дело практически не продвинулось. Каждый день Мона ложилась спать не раньше двух, а то и трех ночи, а вставала не позже половины седьмого. Стирать было некогда. Уже неделю она носила одни и те же джинсы и свитер. Лукас жил у Антона, потому что очень просил разрешить ему побыть с отцом, не хотел к тетке. Лин, которая называла Антона не иначе как полууголовником, обиделась, а Моне это показалось странным. Поэтому сестры временно не общались.

— Мне очень жаль, — произнесла Карла Амондсен, снова глядя только на Мону, избегая смотреть на Штрассера.

Теперь на ее щеках появился румянец, и вообще она выглядела бодрее. Можно было надеяться, что она больше не будет плакать. Плачущие люди сильно выбивали Мону из колеи.

— У нас очень много вопросов, — сказал Штрассер и погладил свои поседевшие усы.

— Да, — согласилась Карла и ненадолго закрыла глаза.

Ее пышные темные локоны спутались. Когда она медленно и тяжело привстала и подняла повыше подушку, на которую оперлась спиной, стал ощутимее слегка кисловатый запах пота и болезни.

— Знаете, я хотела уйти от мужа. Поэтому в воскресенье меня не было в его доме. Я хотела переехать. Вместе с Анной.

После этого заявления она сделала паузу. Кажется, она считала, что сообщила очень важную новость, но это уже было известно. Друзья Амондсенов сообщили Моне о предстоящем разводе. Но все равно, рассказав об этом, она дала понять, что готова сотрудничать.

— Анна — это ваша дочь? — спросила Мона, умышленно не глядя на Штрассера.

Когда те, кто снимает показания, переглядываются между собой, это выбивает говорящего из колеи. Иногда это тактически выгодно, но не на этот раз. Четырехлетняя Анна сейчас находилась у родителей Амондсена.

— Да. — Опять слезы, катящиеся из-под закрытых век.

Мона решила проигнорировать их.

— Извините, но мы должны задавать подобные вопросы.