Читать книгу "Трагедия русского офицерства - Сергей Волков"

В Мариуполе после занятия его большевиками в марте 1919 г. найденные офицеры были изрублены на месте. В Екатеринославе до занятия белыми погибло более 5 тыс. чел., в Кременчуге — до 2500. В Харькове перед приходом белых ежедневно расстреливалось 40–50 ч, всего свыше 1000. Ряд сообщений об этих расстрелах появлялся в «Известиях Харьковского Совета». В Чернигове перед занятием его белыми было расстреляно свыше 1500 ч, в Волчанске — 64[241]. В Одессе за три месяца с апреля 1919 г. было расстреляно 2200 ч (по официальному подсчету деникинской комиссии — 1300 с 1. 04 по 1. 08), ежедневно публиковались списки 26, 16, 12 и т. д. расстрелянных, причем действительное число бывало обычно больше: когда писали о 18 — было до 50, при списке в 27 — до 70; летом каждую ночь расстреливали до 68 ч. Всего на Юге в это время число жертв определяется в 13–14 тысяч[242].

Судить о том, какую долю от жертв красного террора составляли офицеры, можно только по отдельным публиковавшимся спискам, в которых обозначена социальная принадлежность казненных (в большинстве списков указания на нее отсутствуют). Следует также иметь в виду, что о расстрелах участников крестьянских восстаний, всегда отличавшиеся массовостью, вообще редко писали, и эта категория в публиковавшихся списках вообще почти не представлена, равно как и заложников, расстрелянных при возникновении таких восстаний (в Меленках, например, в 1919 г. после крестьянского восстания расстреляно было 260 заложников[243]. В число заложников в сельских местностях включались обычно все местные помещики и офицеры, но большинство было все-таки крестьянами.

Расстрелянные во второй половине 1918 г. 5004 чел., сведения о которых собрал Мельгунов, распределяются так: интеллигентов 1286, офицеров и чиновников 1026, крестьян 962, обывателей 468, неизвестных 450, уголовников 438, по должности 187, слуг 118, солдат 28, буржуазии 22, священников 19. Деникинская комиссия установив профессию 73 чел. из 115 по расстрелам Николаевской ЧК, констатировала, что из них 17 офицеров, 8 буржуазии и священников, 15 интеллигентов и 33 чел. рабочих и крестьян[244]. Среди 83 расстрелянных в октябре 1918 г. в Пятигорске 66 офицеров, из 21 в мае-июне 1918 г. в Ейске — 10, из 49 13. 07. 1919 г. в Одессе — 14[245], По отдельным газетным спискам данные таковы — 1918 г.: Нижний Новгород 1. 09 — из 41–21, Петровск 17. 08 из 8–5, Петроград 6. 09 из 476–426, Московская губ. 10. 08 из 12-6, 17. 09 из 28–10, 20. 10 из 12-6, Воронеж 8. 10 из 15-3, Пермь 11. 09 из 42-9, Пермь 9. 10 из 37-5, Тверь 10. 10 из 38–10, Тамбов 25. 09 из 40–23, Западная обл. 22. 10 из 15-9, Москва 16. 12 из 27–12; 1919 г.: Чернигов 31. 07 из 12-4, по делу «Национального Центра» 23. 09 из 67–39, Москва 28. 09 из 21-6, Саратов 10. 09. 1919 из 17-5, Пенза 16. 08 из 21-5. Обращает на себя внимание, что в 1919 г. доля офицеров резко падает. Это объясняется как тем, что их уже к тому времени почти не осталось, т. к. они расстреливались в первую очередь и погибли в основном осенью 1918 г., а остальные были призваны в армию.

Члены семей офицеров расстреливались на тех же основаниях, что и сами офицеры, причем иногда в полном составе, вплоть до детей. Например, в мае 1920 г. в Елисаветграде за сына-офицера была расстреляна его мать и 4 дочери 3–7 лет[246]. В мае 1919 г. сообщалось о взятии заложниками жен и детей 11 офицеров 10-й стрелковой дивизии, перешедших к белым[247]. Как отмечалось в докладе ЦК Российского Красного Креста: «Жена, мать, дочь офицера бросаются в тюрьму, расстреливаются. Иногда это происходит потому, что офицер исчез. Есть подозрение, что он перешел к белым. Иногда офицер уже давно убит, а родных все-таки берут в плен, потому что весь офицерский клас держится под подозрением»[248]. Часть офицеров перед смертью подвергалась пыткам. В Одессе, в частности, офицеров истязали, привязывая цепями к доскам, медленно вставляя в топку и жаря, других разрывали пополам колесами лебедок, третьих опускали по очереди в котел с кипятком и в море, а потом бросали в топку[249]. Вообще, примеры различных пыток и издевательств можно приводить бесконечно. Офицерам пришлось их испытать как и всяким другим жертвам террора. Об этом собран огромный материал, но здесь нет возможности углубляться в эту тему.

В зарубежной печати получили широкое хождение такие, например, данные, характеризующие общие итоги террора: 28 епископов, 1219 священников, 6 тыс. профессоров и учителей, 9 тыс. врачей, 54 тыс. офицеров, 260 тыс. солдат, 70 тыс. полицейских, 12 950 помещиков, 355250 интеллигентов, 193290 рабочих и 815 тыс. крестьян (т. е. всего около 1777 тыс. чел.). Деникинская комиссия также насчитала 1,7 млн. жертв[250].

Глава IV. Офицерство в Белом движении

То, что именно офицерство стало основой Белого движения, было совершенно закономерно. Как отмечал Н. Н. Головин: «Сделавшийся душою Белого движения патриотизм имеет специфический отпечаток «психологии войны». Если можно так выразиться, это «военный патриотизм» с геройством и самопожертвованием, доведенными до наибольшей высоты на одном полюсе, и верою в решающее значение «силы» — на другом. Этим предрешалась главенствующая роль в Белом движении офицерства. Настроения последнего начнут играть доминирующую роль в среде патриотически-настроенной интеллигенции»[251]. Он же отмечал, что «офицерство ищут и стараются завербовать в свой лагерь решительно все противобольшевицкие организации и политические деятели. Ищут офицерство и такие честолюбцы, как Савинков. Ищут русское офицерство и лидеры зарождающихся «областнических» движений». И если Ленин для того, чтобы перебороть инерцию народных масс, нашел для себя «машинку» в виде криминального элемента, то для контрреволюции такой «машинкой» была «подобравшаяся в атмосфере войны и революции в ряды младшего офицерства наиболее патриотично и действенно настроенная часть русской молодой интеллигенции»[252]. Как признавали и большевики, в белых армиях «лилась кровь именно мелкого интеллигента-прапорщика»[253].