Читать книгу "Расстрелянные Герои Советского Союза - Тимур Бортаковский"

28 октября 1936 года на теплоходе «Карл Лепин» П. Рычагов во главе 15 летчиков-истребителей прибывает в испанский порт Картахена. Под псевдонимом Пабло Паланкар он становится командиром эскадрильи истребителей И-15. Со всей присущей ему энергией и бесстрашием Павел Рычагов вступает в боевые действия. Невысокий, плотный крепыш с ясными глазами понравился всем своим веселым нравом, смелостью и летным мастерством.

4 ноября 1936 года 9 истребителей И-15 из эскадрильи Рычагова впервые вылетели на защиту Мадрида от налетов авиации мятежников. Завязался воздушный бой, в котором им противостояли 12 бомбардировщиков Ю-52, 5 «Ромео-37 бис» и 9 истребителей CR-32. В течение этого дня и до двух часов следующего летчики Рычагова в пяти воздушных боях сбили 7 самолетов противника.

Вот что вспоминает о том времени Герой Советского Союза генерал-майор авиации Г.Н. Захаров: «Республиканским летчикам с ведущим повезло. Павел Рычагов самой природой был создан для этой роли. Многие летчики умели прекрасно летать и отменно дрались, но совсем не каждый из них мог быть ведущим. То, что делал в бою Павел Рычагов, не поддавалось объяснению — это была его стихия, в которой раскрывался данный ему природой талант.

Каждый раз во время сближения И-15 с группой противника Рычагов непостижимым образом угадывал единственный момент, когда следует нападать. Иногда интенсивность заградительного огня ставила летчиков в тупик. Бомбардировщики ходили плотным строем. Их стрелки открывали такой сильный огонь, что трудно было подойти на рабочую дистанцию. Да и прикрытие у них было надежным. С появлением же наших истребителей бомбардировщики врага перестали ходить без прикрытия»{4}.

В воздушных схватках эскадрилья, а позднее — истребительная группа Рычагова, нанесли серьезный урон авиации мятежников и лишили их господства в воздухе. Участник тех боев Герой Советского Союза генерал-майор авиации Г.Н. Захаров вспоминает: «Наша группа в воздухе. К Мадриду летят "юнкерсы". Над ними — "хейнкели" и "фиаты". Мы — выше всех. Рычагов держится над строем бомбардировщиков. Огонь от них становится слишком плотным. Мне кажется, что все трассы нацелены в нас — головное звено группы. Но Павел невозмутим — он идет так, будто это не пули, а праздничный фейерверк. Внезапно его самолет резко пикирует. Теперь только бы не отстать от него. Проваливаемся сквозь строй вражеских машин. Рычагов маневрирует — бросает свой истребитель круто вверх. Мы за ним... Выскакиваем под самое брюхо ведущему "юнкерсу", и тут Рычагов открывает огонь. Я тоже жму на гашетки. После меня по "юнкерсу" бьет Ковтун. Бомбардировщик начинает крениться, но все-таки тянет»{5}.

Вместе с первыми победами пришла и горечь потерь. В ходе анализа причин гибели летчиков выяснилось, что большинство из них были ранены или убиты после атак сзади. На самолете И-15 не было бронеспинки на кресле летчика. Техники предложили убрать из кабины аккумулятор весом 30 килограмм, а за счет освободившегося веса соорудить бронеспинку. Но вносить какие бы то ни было изменения в конструкцию самолета строжайше запрещалось. Требовалось согласие командира. «Рычагов не сразу согласился с этой смелой идеей. Выслушав инженера, он показал пальцем на высокий дуб и задумчиво сказал:

— За подобную новацию мы оба с тобой будем висеть на этом дереве.

Но было видно, что мысль о незащищенности летчика тоже не дает ему покоя. И через несколько дней он дал "добро" на доработку... Первую самодельную спинку, по приказу Рычагова, установили на самолете испанского летчика Эргидо, который в бою всегда находился в самой гуще свалки и больше всех привозил пробоин. Уже на следующий день Эргидо вернулся из неравного боя и привез в бронеспинке только несколько пулевых отметин»{6}.

Даже в тяжелейшие моменты военного лихолетья, среди непрекращающихся воздушных боев и потерь, Павел Рычагов оставался самим собой. «Оглядывает нас Рычагов своими усталыми глазами. Пабло Паланкар, имя которого знает вся Испания, но лицо которого ей узнать не дано, все такой же. Энергичный, распорядительный, неунывающий. Ему не дают ни минуты покоя. На обращения он реагирует мгновенно, порой даже скорее, чем успевают высказаться.

— Товарищ командир, новая партия боеприпасов...

— Срочно готовить, сделать контрольные выстрелы.

— Товарищ командир, я в отношении...

— Знаю. Тех двоих прикрепите к Артемьеву, пусть слетает с ними, проверит.

Ходит грудью вперед, рука в кармане, цепко видит все, то и дело задевая шуткой.

— Педро, а ну-ка дай!

Ему откатывают мяч, он неотразимо бьет с левой — в верхний угол ворот.

Футбол и мотоцикл — его страсть. Командир нередко пускается побегать вместе со всеми, благо недостатка в баталиях не бывает. Испанцы — фанаты этой игры, в каждой машине мяч, а то и про запас, любая подходящая минута заполняется футбольной потасовкой»{7}.

16 ноября 1936 года, в 16 часов дня, над Мадридом разгорелся воздушный бой. Советские летчики под командованием Павла Рычагова встретили семь фашистских бомбардировщиков под прикрытием восьми истребителей. Бесстрашно Рычагов принял бой. Обороняясь, эффективным приемом сбил одного фашиста и вывел из строя другого.

Вскоре появились еще десять вражеских истребителей. Воздушный бой продолжался около получаса. В ходе боя Рычагов увлекся преследованием «юнкерса», оторвался от своего звена и попал под перекрестный огонь бомбардировщиков и крупнокалиберных пулеметов истребителей.

Участвовавший в том бою Г.Н. Захаров вспоминает: «..."Чайка" Рычагова была подбита и почти потеряла управляемость. Она шла с большим креном — повреждены были, очевидно, тросы управления. Мы с Ковтуном прикрывали машину командира, и я пытался объяснить Павлу, что ему надо прыгать. Я видел, как Рычагов хотел заставить машину подчиниться, как он в бешенстве ударил кулаком о край борта. Когда прыгать, на мой взгляд, было уже поздно, Павел вдруг оставил машину. Он сделал это на такой малой высоте, что парашют едва успел раскрыться»{8}.

Генерал-полковник авиации А.Г. Рытов вспоминает, что Рычагов рассказывал ему о бое, в котором он был сбит, и о своем приземлении:

«— Случилось это над Мадридом, — вспоминал Рычагов. — Крепко зажали меня фашисты. Как ни крутился, но одному против семерки устоять не удалось. Мой самолет загорелся. Чувствую, до аэродрома не дотянуть. А куда прыгать? Подо мной каменные громады домов, шпили церквей. Мадрид — город большой, а бой как раз проходил над его центром. Но не сгорать же заживо. Э, думаю, была не была. Авось попаду на крышу. Перевалился через борт, пролетел несколько метров и рванул кольцо. Встряхнуло меня так, что чуть сапоги с ног не соскочили. А фашисты, сволочи, вьются вокруг и строчат из пулеметов. Им-то хорошо. А мне каково под белым зонтиком болтаться?

Своему рассказу Рычагов придавал не трагическую, а юмористическую окраску.

— Спускаюсь я совершенно беззащитный. Каюк, думаю. А посмотреть вниз, чтобы выбрать подходящую площадку, некогда. Вдруг ногу обожгло: попал-таки какой-то подлец. Хорошо, если только ранением отделаюсь. Обидно все-таки погибать не на тверди земной.