Читать книгу "Голодный город. Как еда определяет нашу жизнь - Кэролин Стил"

Становилось очевидным: если полностью отдать продовольственное снабжение на откуп «невидимой руке» рынка, возникают и негативные последствия. Нарождающаяся пищевая промышленность отлично справлялась с производством и транспортировкой продовольствия, но кормить городскую бедноту она не планировала. Предоставленные сами себе, эти компании, естественно, стремились к максимальной прибыли, а значит, обслуживали тех, кому было чем платить. Не обращая внимания на потребности бедных горожан, они начали борьбу за прибыльный сегмент рынка с помощью того, чего боялись городские власти всех времен и народов — консолидации.

К началу Первой мировой войны осознание высоких питательных свойств молока превратило его из новомодного напитка в «весьма необходимый продукт», как отзывалось о нем правительство. Теперь снабжение населения «хорошим, чистым молоком» рассматривалось как задача даже более важная, чем обеспечение хлебом, но молоко в Лондон поставляли всего пять крупных фирм, две из которых в 1915 году объединились, образовав компанию United Dairies и взяв под контроль половину рынка. Пока в палате общин шли дебаты о том, следует ли считать это опасным проявлением монополизма, новый «молочный конгломерат» сам ответил на этот вопрос, взвинтив цены настолько, что государству пришлось вмешаться. В 1918 году правительство национализировало производство молока, подчинив его специальному органу — Совету по контролю за молочной продукцией. Новый режим продержался недолго: потратив год на споры с производителями и торговлей, Совет так и не смог установить «справедливую» цену на молоко, и вскоре после этого прекратил существование. Тогда дело «молочного конгломерата» передали в Постоянный комитет по трестам — предшественник нынешней Комиссии по монополиям и слияниям, напоминавший ее своей беззубостью63.

К концу войны неспособность властей отстоять контроль над поставками молока в Лондон стала очевидна.

Доля United Dairies в этой сфере возросла до 8о%, а в 1920 году фирма вдобавок приобрела в столице 470 торговых точек. Как отмечалось в меморандуме Министерства продовольствия, «если государство будет и дальше стоять в стороне, этот необузданный рост продолжится, и потребитель окажется во власти могущественной монополии, контролирующей один из жизненно необходимых продуктов питания»64. Но было уже поздно. Отныне задавать тон в отрасли будет крупный бизнес, а не правительство.

ЧЕМ БОЛЬШЕ, ТЕМ ЛУЧШЕ

С тех пор как Лондон впервые подвергся опасности со стороны «молочного конгломерата», в мире кое-что изменилось. Как и предвидел Адам Смит (правда, масштаб происходящего он не мог себе представить) улучшение транспортного сообщения между городом и деревней привело к усилению конкуренции на городских рынках сбыта. Но глобальный характер этих рынков в корне меняет всю картину. Сегодня промышленно развитые страны мира, по сути, представляют собой один гигантский город, а весь остальной мир — его сельские окрестности. В этой новой «мировой деревне» мы все едим одну и ту же еду, поставляемую одними и теми же компаниями и продающуюся в одних и тех же магазинах — в таких условиях смитовские законы конкуренции перестают действовать. На протяжении всего XX века консолидация в пищевой промышленности носила поистине безудержный характер. Сегодня 30% общемирового оборота продуктов питания контролируют всего 30 компаний: эта изящная в своей симметричности статистика выражает беспрецедентное влияние крупных концернов на продовольственное снабжение65. Столь же устрашают данные о годовом объеме продаж крупнейших из этих компаний: в 2005 году Nestle, Philip Morris Со. Inc. (Kraft) и ConAgra Foods продали продукции на 61 миллиард долларов, 34 миллиарда долларов и 14 миллиардов долларов соответственно.

Если переиначить знаменитую фразу Черчилля, никогда еще в истории человеческого потребления столь немногие не кормили столь многих.

Когда приходится иметь дело с такими производителями, неудивительно, что розничные торговые сети вроде Tesco тоже изо всех сил расширяются: чем больше их покупательная способность, тем им спокойнее. Впрочем, если на британской торговой арене компания Tesco выглядит гигантом, то в мировом масштабе она остается, в общем-то, мелкой рыбешкой. Ее продажи в 2006 году (38 миллиардов фунтов) бледнеют по сравнению с показателем американской сети Wal-Mart (312 миллиардов долларов, или 167 миллиардов фунтов), снова подтвердившей свое лидерство в мировой продовольственной торговле. Отчет Wal-Mart с характерным названием «Рождая улыбки» сообщает, что за 2006 год объем продаж вырос на 9,5%; открыто 537 новых магазинов с 50 ооо работников (на жаргоне компании — «партнеров»). В результате по всему миру у нее теперь бюо магазинов и 1,8 миллионов сотрудников66. Статистические данные из этого отчета похожи на параграф из учебника астрономии: цифры так велики, что не укладываются в голове. В 2000 году, по данным ООН, лишь четверть государств мира могла похвастать валовым продуктом, равным или превышающим объем продаж Wal-Mart. Шесть лет спустя эти продажи выросли почти в два раза. Так что самые широкие улыбки, надо полагать, рождаются на лицах акционеров.

Снабжение сегодняшних городов — действительно очень большой бизнес, но, как еще в XVII веке убедились польские земледельцы, всерьез заработать в нем можно, только если правильно себя поставить. В современной пищевой отрасли влияние фермеров как никогда мало: все решают те, кто контролирует систему снабжения. В 1996 году специалист по продовольственной политике Марион Нестл подсчитала, что лишь 20% средств, потраченных американцами на питание, достается сельскохозяйственным производителям, остальное приходится на добавленную стоимость: «переработку, упаковку, рекламу и прибыль»67. В современной пищевой индустрии крупные концерны — это огромный хвост, виляющий совсем небольшой собакой.

В XVII веке зерно было достаточно ценным продуктом, чтобы за него платили разумную цену, но, как отмечают в своей книге «Пищевые войны» специалисты по продовольственной политике Тим Лэнг и Майкл Хис-мэн, в современном агробизнесе само по себе сельское хозяйство «перестает играть заметную роль»68. Рыночная стоимость базовых продуктов питания вроде зерна и картофеля настолько низка, что фермеры зачастую не окупают даже затрат на их производство. Цены устанавливают торговые компании, чьи решения не связаны или очень слабо связаны с природой продуктов, которые они продают, — и результаты часто бывают катастрофическими. Например, в 2002 году сеть Wal-Mart решила снизить цену на бананы сразу на треть — это был чисто рекламный ход, поскольку потребители, как давно известно в отрасли, покупают бананы в одном и том же количестве независимо от их розничной цены. Такое решение немедленно привело к общемировому обвалу цен на этот товар. Другие розничные сети вынуждены были последовать примеру Wal-Mart, выкручивая руки поставщикам, а те, в свою очередь, переложили убытки на плечи производителей в странах Карибского бассейна, которым в результате заплатили за выращенные бананы меньше себестоимости69. Впрочем, припирают к стенке не только фермеров из развивающихся стран. Когда в Британии мы платим за литр молока 70-80 пенсов, мало кто из нас может предположить, что из этой суммы производителям достается только 18 пенсов и что их убыток в среднем составляет три пенса на литр70. Если осознать, что дополнительные 3-4 пенса за литр спасли бы британские молочные хозяйства от разорения, вся ситуация выглядит просто абсурдно.