Читать книгу "Отрешённые люди - Вячеслав Софронов"

— Чего нам друг перед другом кичиться, на кого императрица чаще взглянула, кому чего подарила, — неспешно повел разговор Петр Шувалов, есть у нас о чем поговорить, меж собой посоветоваться. Награды никуда от нас не уйдут, не денутся. Я бы вот о чем хотел спросить тебя, Михаил Илларионович, — обратился он к графу Воронцову, — вчерашнего дня канцлер до императрицы с каким–то, видать, важным делом приходил, прождал около часа, а то и более того, да ни с чем и подался к себе. Он мне навстречу попался, бледный весь, едва поклонился, да и мимо — шмыг. Я уж его повадки хорошо знаю… Не иначе, стряслось чего. Сегодня я не был при дворе, принимал у себя горных инженеров, засиделся с ними. А надо думать, Алешка Бестужев опять во дворец приезжал?

— Приезжал, видел его, — согласно кивнул головой Воронцов, — да опять его государыня не приняла. Так ты лучше у супруги своей спроси, у Марфы Егоровны. Она из всех нас чаще в покоях у императрицы бывает…

— Да спрашивал уже, — поморщился Петр Иванович, — она о своих бабьих делах с утра до вечера может сказки сказывать, а вот об ином, — он громко щелкнул сухими короткими пальцами, — не может ничего сказать. Не ее это ума дело.

— Любая баба все дела на свой манер решает, — развязно начал пьяным

голосом рассуждать Иван Шувалов, но Петр Иванович так грозно глянул на него, что он враз замолчал и даже приложил кружевной платок ко рту, прости, прости, лишку сказал, — и затряс красиво завитой головой.

— Ты говори, говори, да не забывайся, о чем сказываешь, — погрозил ему Петр Иванович, — мы тут, слава Богу, все свои, а при ином незнакомом сказанешь чего такое и пшик — язычка длинного мигом лишишься. И не посмотрят, что президент, академик, генерал, в родстве с нами состоишь. Так, Сашка, говорю?

— Верно говоришь, братец, — согласился тот с готовностью, — вон жена нашего Бестужева–старшего, братца канцлера, на что птица высокого полета, а как лишнее сболтнула, отчекрыжили язычок, да и в Сибирь на лихой тройке. Смотри, Иван…

— Сказал же, что лишнее сболтнул, — оправдывался тот, наливаясь румянцем, — выпил лишку.

— А ты не пей, коль болтлив становишься, — подвел итог своей победе Александр Шувалов, — а то никакая рубашка не поможет. И ее лишишься, когда в Сибирь повезут.

— Хватит! — пристукнул кулаком по столу Петр Иванович. — Пора нам, пока все вместе собрались, и о деле поговорить, не ровен час, принесет кого черт. А я бы вот о чем думал речь повесть, об откупах винных.

— С чего это вдруг? — изумленно вскинул брови Иван Иванович.

— Да потому что прибыток в них изрядный вижу кошту своему.

— Дельце прелюбопытное, — наморщил свой узкий лоб граф Воронцов, только до сей поры откупами купцы занимались да крестьянство податное. Ни разу не слыхивал, чтоб кто из дворянства, а тем более из людей ко двору приближенных, в торговлю пошел. Странные ты вещи сказываешь, Петр Иванович. Этак тебе и руки старые знакомцы подавать не станут.

— Еще как станут, — вновь прищелкнул пальцами Петр Шувалов, — у кого денежка водится, тот сам выбирать станет, кому подать руку, а кого и не заметить, в упор глядючи. А за откупами винными немалые деньги стоят.

— А как с серебряными приисками? — негромко спросил Александр Иванович. — Их побоку?

— Отнюдь, отнюдь, — все более оживлялся Петр Иванович, поворачивая лицо то к одному, то к другому собеседнику, — прииски те разрабатывать надобно долго и основательно. Пока доход с них пойдет, много расходу претерпеть придется. Да и рудознатство дело рисковое — не знаешь, где найдешь, а где денежку на ветер прахом пустишь. Зато откупа винные никого пока в убыток не ввели, по миру не пустили. Вон мне рассказывали, в Сибири мужики за год миллионщиками делаются.

— Так уж и миллионщиками, — недоверчиво произнес Иван Иванович.

— Если с умом, то и миллион сбить можно за сезон. Главное, чтоб хлеб добрый уродился, цены на него низки были, скупить его вовремя, да и пустить на вино.

— Это же винокурни заводить надобно, людей содержать, — не сдавался Иван Иванович.

— Винокурни?! Плевое дело: пару сараев поставить, котлы, чаны и готово. С народишком посложнее будет. Но мне почему затеять то дело в Сибири желательно: там ссыльных, каторжных, колодников — что листьев на дереве. И все, как один, ищут, чем бы заняться, где бы за кусок хлеба притулиться, устроиться, чтоб с голоду не помереть. Дошло до вас? — победно оглядел он собеседников.

— Дойти–то дошло, только я теми откупами имя свое пачкать не стану. Мне честь любой прибыли дороже, — строптиво выпятил нижнюю губу Иван Иванович и поднялся на ноги. — И тебе, Петр, не советую. Засмеют люди, на порог не пустят. От–куп–щик! — протянул он иронично.

— Царь Петр в одну лямку с бурлаками впрягался, когда суда посуху перетаскивали, топором махать не стеснялся…

— И женился на крестьянке, — не преминул вставить Иван Шувалов.

— Цыц? Кому сказал? А то не посмотрю, что брат родной, да и сообщу, куда надобно.

— А оно, твое "надобно", вон оно, рядом сидит, посиживает, — ткнул пальцем Иван Шувалов в Александра Ивановича, — поди, сам все слышал.

— И когда ты, Иван, только остепенишься, ума наберешься, — сокрушенно покачал головой начальник Тайной канцелярии, — не доведет до добра тебя твой язык, чует мое сердце.

Один лишь граф Воронцов не вступал в общую перепалку, понимая, что братья пошумят, пошумят, да и забудут свои обиды, а ему, человеку постороннему, скажи он неосторожное слово или попрекни кого–то из них, не простят, хотя, может, и вида не покажут, а вот беды он себе наживет уж точно. Поэтому он дождался, когда наступила небольшая пауза в споре разгорячившихся не на шутку Шуваловых, и вставил слово:

— Дельные вещи ты, Петр Иванович, сказываешь. Да ведь и Иван Иванович верно глаголет: тебе же в вину дворяне и вельможи поставят то, что откупщиком стал, дай договорить до конца, — поднял он руку, видя, что Петр Иванович пытается что–то возразить ему. — Но зачем тебе свое имя пачкать? Ни к чему на всех углах про то шуметь. Умнее надо поступить. Верно говорю? А как? Да очень даже просто: сыскать верного человека, кто бы все на себя взял, вино то поставлял, а расчет с тобой один на один без лишних глаз и ушей вел. Что скажешь?

— Ой, Михаил Илларионович, и башка у тебя, — растроганно проговорил тот и, ловко наклонившись, поцеловал графа в напудренную щеку, незаметно облизнул с губ пудру, слегка поморщившись, и продолжал страстно, — прямо ум царя Соломона имеем. Вот за что я тебя люблю, так за голову твою и изворотливость. Нет такой лазейки, которую бы ты не знал…

— Хватит, хватит, а то перехвалишь, загоржусь, — краешком рта улыбнулся в ответ ему граф Воронцов, — коль тебе мое предложение по нраву, то и я готов оказать посильную помощь.

— Но с одним условием, — добавил он, чуть помолчав, — чтоб рубь каждый, что в то дело вложу, ко мне пятью через год вернулся.

— Чего там пятью, — не дал ему договорить Петр Иванович, — десятью, а то и двадцатью рубчиками вернется. Попомни мое слово.