Читать книгу "Дин Рид: трагедия красного ковбоя - Федор Раззаков"

– Уважаемый председательствующий сказал, что я тоже американец. Он не ошибся. Я родился и вырос в Америке и считаю эту страну великой. Но это совсем не мешает мне критиковать и даже ругать мою родину, если ее правительство совершает какие-то ошибки или преступления. Я горжусь, что мои предки построили великую страну, но мне горько осознавать, что они же истребляли индейцев и линчевали негров. Теперь мне больно видеть, как Америка посылает своих лучших сынов убивать людей во Вьетнаме, прикрываясь борьбой за свободу. Разве можно принести свободу на штыках? И что за общество будет построено там, где были пролиты реки крови?

Я понял, что предыдущий оратор, мой земляк, тоже любит свою родину. Однако нас с ним различает одно серьезное «но»: он готов простить своему правительству эту бойню, а я нет. Эта война бросает тень на Америку и заставляет миллионы людей ненавидеть нас, американцев. Но мы не ненавидеть должны друг друга, а объединяться.

Здесь Дин сделал паузу и повесил гитару, которую до этого он держал в правой руке, себе на грудь. После чего продолжил:

– Эти мысли, которые я сейчас озвучил, разделяют миллионы моих соотечественников. А поскольку я артист, разрешите мне донести их до вас посредством главного моего оружия – гитары. Я считаю себя пацифистом, противником всякого оружия, но вы ведь не будете спорить, что из всех видов оружия этот вид самый гуманный. Я спою вам песню моего земляка, которого вы наверняка хорошо знаете, – Пита Сигера. Песня называется «Мы преодолеем!» и часто исполняется на таких же вот митингах и манифестациях, как наше с вами собрание. Когда звучит эта песня, люди обычно берутся за руки и поют вместе с исполнителем. Мне бы очень хотелось, чтобы и все сидящие в зале сделали то же самое. Давайте объединяться, а не разобщаться.

Завершив свой спич, Дин ударил по струнам и запел. После первого куплета, видя, что часть зала начала ему подпевать, Дин спустился со сцены и начал ходить между рядами, пытаясь заразить своим темпераментом и остальных. И хотя тот парень, которого согнали с трибуны, демонстративно скрестил руки на груди и подпевать не собирался, однако его ближайшие соседи, взявшись за руки, в унисон певцу пели: «Мы все преодолеем! Мы победим!»

Когда Дин закончил петь, в зале раздались аплодисменты. Они длились так долго, что Дину пришлось спеть еще одну песню, поскольку зал, уставший от дебатов, хотел просто отдохнуть. А одной песни было явно мало. Собственно, у Дина были силы и желание сыграть полноценный концерт, однако не было возможности – скандал украл слишком много времени и теперь требовалось освободить помещение для работы очередной комиссии.

Сразу после митинга, когда Дин вышел в холл Дворца культуры, там его поджидали несколько мужчин. Они представились русскими, из Москвы, и стали горячо благодарить Дина за его выступление.

Один из них, упитанный мужчина в темном костюме, отменно говоривший по-английски, представился Георгием Арбатовым и сделал Дину предложение, в реальность которого он поверил не сразу:

– Нет ли у вас желания, мистер Рид, посетить Москву?

– Желание такое у меня есть, нет только возможности, – ответил Дин.

– А если мы вам такую возможность предоставим? – вновь спросил Арбатов.

Дин ничего не ответил, лишь с удивлением воззрился на собеседника. А тот, улыбнувшись, продолжил:

– Мы хотим предложить вам посетить Москву сразу после завершения конгресса. Поскольку это предложение родилось спонтанно и учитывая дела, которые ждут вас в Аргентине, этот визит может ограничиться всего одним-двумя днями. Нам кажется, что человеку, который не боится публично выражать свои симпатии к Советскому Союзу, просто необходимо увидеть эту страну воочию. Вы согласны?

Дин в ответ кивнул. Но поскольку выглядел он по-прежнему растерянным, его собеседник завершил свой монолог следующими словами:

– Мы понимаем, что это предложение является для вас полной неожиданностью. Поэтому с ответом не торопим и готовы подождать до завтрашнего утра. О’кей?

– О’кей, – ответил Дин и только теперь позволил себе улыбнуться.

Расставшись со своими новыми знакомыми, Дин немедленно отправился на поиски Варелы, чтобы рассказать ему о случившемся и попросить совета. Искал он его около часа, поскольку ни во Дворце культуры, ни в гостинице Варелы не оказалось. Нашел его Дин случайно: заглянул в гостиничный бар, чтобы промочить горло содовой, и увидел Варелу за дальним столиком в компании какой-то пожилой дамы. Но едва Дин приблизился к их столику, как женщина поднялась со своего места и ушла, даже не допив свой кофе. Но обращать на это внимание Дину было недосуг – его голова была забита совсем другими мыслями.

Когда Дин рассказал Вареле о своем разговоре с русскими, тот удивился не менее сильно, чем наш герой.

– Приглашение в Москву – это очень серьезно. Смею тебя уверить, что родилась мысль тебя пригласить не спонтанно – видимо, ты давно обратил на себя внимание русских. Как, ты говоришь, зовут того мужчину, что сделал тебе это предложение?

– Кажется, Арабов.

– Скорее всего Арбатов. Я видел его в Праге, когда приезжал туда три года назад: он тогда работал в журнале «Проблемы мира и социализма». А сейчас знаешь, где он работает? В Центральном комитете их партии, и не где-нибудь, а на американском направлении (Арбатов тогда являлся консультантом Юрия Андропова). Теперь улавливаешь, почему в поле их зрения попал именно ты?

– Улавливаю, – кивнул Дин. – Однако ты не ответил, что мне делать. Завтра утром я должен дать им ответ.

Варела ответил не сразу. Сначала он допил свой коньяк, после чего отставил бокал в сторону и, глядя в глаза своему собеседнику, сказал:

– Я повторяю, Дин, что все это очень серьезно. Я обеими руками за то, чтобы ты съездил к русским. Но ты не должен забывать, что у нас на родине по головке тебя за это не погладят. Потому что одно дело дружить со мной, аргентинским коммунистом, и совсем другое дело – посетить оплот мирового коммунизма Москву по личному приглашению советского правительства. Ты должен сам решить, как тебе поступить.

– Сам? – переспросил Дин, непроизвольно помешивая ложечкой остатки холодного кофе, не допитого пожилой незнакомкой. Пауза длилась всего лишь несколько секунд, после чего Дин наконец произнес: – Ну что же, сам так сам. Я, пожалуй, соглашусь.

Варела был прав, когда сказал, что Дин обратил на себя внимание со стороны русских задолго до конгресса в Хельсинки. Произошло это в мае 62-го, когда Дин бросил вызов американским властям, не убоявшись публичной дружбы с вратарем Львом Яшиным. И хотя этот поступок во многом можно было назвать импульсивным, однако о нем немедленно было доложено в Москву по линии КГБ и Международного отдела ЦК КПСС. Именно тогда там впервые услышали имя американского певца Дина Рида. Однако дальше обыкновенной симпатии дело тогда не пошло: все-таки среди американских деятелей культуры людей, открыто выражавших свои добрые чувства к СССР, было достаточно. Но последующие события показали, что Дин Рид пошел дальше всех: он переехал жить в Аргентину и начал контактировать с тамошними коммунистами. И в итоге по их приглашению приехал в Хельсинки на конгресс ВСМ, хотя прекрасно отдавал себе отчет в том, чем эта поездка может ему грозить. Но Дина это не испугало. Более того, в первые же дни своего пребывания на конгрессе он взял интервью у советской космонавтки Валентины Терешковой, твердо пообещав ей, что обязательно включит эту запись в свое телевизионное шоу. Короче, все эти поступки Дина ясно указывали на то, что его симпатии к коммунистам отнюдь не случайность, а вполне осознанный выбор. Правда, по линии КГБ на его счет все еще оставались сомнения: он мог играть двойную игру, будучи завербованным ЦРУ или ФБР. Однако проверить эти сомнения можно было только на практике: например, во время его приезда в Москву.