Читать книгу "Мемуары "власовцев" - Александр Окороков"

Началась спешная подготовка по формированию Отдельного Русского Корпуса.[25] Намеренно был пущен слух, что немцы мобилизуют всех русских, дабы не вызвать в сербах ещё большего озлобления. Слух о формировании Корпуса дошёл и до немецкого посольства, то есть до чиновников национал-социалистической партии. Посол Бенцлер и его помощник Фаине вызвали меня в немецкое посольство и заявили: «Вы, русские — все коммунисты. Кто вам разрешил формирование какого-то Русского Корпуса? Если среди русских эмигрантов есть антикоммунисты, то вы должны немедленно отдать приказ, чтобы все они вступали в сербскую жандармерию». На это я ответил, что не могу вмешивать русскую эмиграцию в сербскую гражданскую войну. Тогда Фаине пригрозил: «Никаких русских корпусов быть не может, никаких русских организаций и русских песен! Запомните, что невыполнение этого отразится на вашем положении». Тем временем ситуация в Сербии становилась буквально катастрофической: восставшие коммунисты уже подходили к Белграду, а проживавшие в Шабаце казаки после убийства коммунистами пяти казаков с семьями сами взялись за оружие и, сформировав две сотни под командой сотника Иконникова, отбивались вместе с немецкими частями от наступавших и окружавших их коммунистов. Получив в немецком посольстве грозное предупреждение, я немедленно отправился к полковнику Кевишу. Последний был крайне раздражен действиями посла. «Если Бенцлер не хочет, то хотим мы», — сказал он и попросил меня приехать завтра.

На следующий день полковник Кевиш с довольным видом заявил: «Все наши враги разбиты, и мы можем спешно приступить к формированию Корпуса!»

Тут же он приказал начать формирование Корпуса и добавил, что все выдвинутые мною условия приняты. Условия эти были переписаны в двух экземплярах, и мы оба поставили под ними свои подписи. А требования мои были следующие:

— Лишь один командир Корпуса подчиняется немецкому командованию, все же чины Корпуса подчиняются только командиру Корпуса и русским начальникам, им назначенным.

— Корпус не может дробиться на части, а всегда будет действовать как одно целое, то есть ни одна часть Корпуса не может быть придана немецким частям.

— Русский Корпус может быть только лишь в русской форме, но ни в коем случае не в сербской и не в немецкой. Для распознавания немцами чинов на воротниках должны быть особые знаки. На шлемах же должны быть ополченческие кресты белого цвета.

— Никто из чинов Корпуса не приносит никакой присяги, кроме командира Корпуса.

— Когда Корпус закончит формирование и коммунистическое движение в Сербии будет подавлено, немецкое командование обязуется Корпус перебросить на Восточный фронт.

— Русский Корпус не может быть использован ни против какого-либо государства, ни против сербских националистов Дражи Михайловича и др. Отдельный Русский Корпус может быть использован только против коммунистов.

В Русском доме началась спешная работа по формированию Корпуса. С сорока юнкерами, наскоро обученными и обмундированными, я принял сербские училищные казармы, где должен был формироваться Корпус. Днем и ночью работа кипела, как в муравейнике. В это время от частных лиц я получил устное предупреждение о том, что как только будет отдан приказ о формировании Корпуса, я буду немедленно арестован немецким посольством. В таких условиях 12 сентября 1941 г. я отдал приказ о формировании Отдельного Русского Корпуса. После отдания этого приказа работа по формированию Корпуса шла ещё два дня, но 14 сентября меня пригласили в гестапо и действительно арестовали, так как немецкое посольство сообщило по радио: «В Белграде русский генерал Скородумов сформировал национальное правительство, формирует армию и даже назначил командующего Флотом». В Берлине начался переполох, и по радио последовал приказ: «Немедленно арестовать генерала, правительство и армию разогнать, начальника штаба полковника Кевиша и офицеров гестапо сместить». Розенберг будто требовал даже повесить меня (все эти сведения мне сообщили в гестапо после моего ареста). После моего ареста унтер-офицер гестапо Бок ночью приехал на квартиру к начальнику штаба Корпуса генералу Штейфону[26] и по приказанию немецкого командования отобрал приказ полковника Кевиша о формировании Корпуса. Но Корпус под руководством генерала Штейфона продолжал формироваться. Только благодаря полковнику Кевишу, а точнее его связям с Гитлером, вся эта провокация окончилась лишь смещением нескольких немецких офицеров и моим трёхнедельным арестом. На двадцать первый день ареста гестаповцы сообщили, что я должен дать подписку, иначе я буду отправлен в концлагерь. Подписка была следующего содержания: «Я, нижеподписавшийся, начальник Бюро по защите интересов русской эмиграции генерал С., даю честное слово русского генерала, что буду молчать и ни одного слова не скажу о немецкой политике на Востоке». Общая обстановка первых дней формирования Корпуса оказалась столь запутанной, что надо было обладать сверхчеловеческим чутьём, чтобы разобраться в ней. Немцы всё время лгали по радио, в газетах и на словах, что их командование переменило свою политику на Востоке, что они идут крестовым походом против коммунистов, а не против русского народа. Будучи по природе человеком недоверчивым, я относился к заявлениям немецкой пропаганды критически. Но я отлично сознавал, что эмиграция должна быть способной защищать себя и свои семьи от коммунистов, и что если немцы действительно не изменят захватнической политики на Востоке, то война будет проиграна и все равно большевики придут в Сербию, а потому выхода нет: так или иначе русская эмиграция должна взяться за оружие. Еще в августе 1941 г. на банкете в Русском доме я в присутствии представителей немецкого командования откровенно сказал: «Если немцы пойдут против большевиков без русской эмиграции, то проиграют войну, побегут обратно, погубят и себя, и русскую эмиграцию». Эти слова запомнили все присутствующие на банкете, а я был вызван в гестапо и получил предупреждение: «Нельзя говорить все, что думаешь».