Читать книгу "Над законом - Андрей Воронин"

– Таким образом, – подвел он итог, – я не только не заработал здесь ни копейки, но и остался на бобах. Машина и ружье – сущие мелочи, а я не привык мелочиться, но, поверьте, это последнее, что у меня было. С этой машиной я прошел огонь и воду.., впрочем, вам это неинтересно. Скажу только, что немного обидно: какие-то сопляки в пуговицах, не способные двух слов связать по-русски, вытряхнули меня, можно сказать, из последних штанов, как последнего щенка.., да и вас, судя по всему, тоже.

– Ну, меня-то, положим, не так просто вытряхнуть из последних штанов... – задумчиво сказал Старцев.

– Все материальное преходяще, – быстро вставил Илларион.

Сергею Ивановичу очень не понравился заключенный в последних словах намек, но он решил придержать свое недовольство при себе.

– Егерь успел что-нибудь сказать? – спросил он.

– Успел, – ответил Илларион. – Немного, правда, но зато по существу.

– Что же?

– Сколько? – вопросом на вопрос ответил Илларион.

– Одна-а-ако, – протянул Старцев. – Да ты наглец, приятель. Так откуда ты, говоришь, к нам такой приехал?

– Из Москвы, – ответил Илларион, давя окурок на ковре каблуком ботинка.

Хозяин заметно вздрогнул.

– Из Москвы?

– Ага, – лениво подтвердил Илларион и совершенно лег в кресле. – Удобное кресло, – похвалил он.

– Слушай, – сказал Старцев, крепко потерев щеки обеими руками, – давай начистоту. Ты от Тихаря?

Илларион неопределенно пожал плечами – ситуация принимала непредвиденный и очень интересный оборот, из которого следовало выжать все, что возможно. На секунду в нем вспыхнуло раздражение: в конце концов, он приехал сюда просто отдохнуть, а вовсе не играть в казаки-разбойники.

Потом он вспомнил крутые желваки на щеках усатого милиционера, сухой ломающийся голос учительницы Виктории, поджатые губы бабы Веры и мысленно махнул рукой: отдых все равно пропал, а кое-кого здесь давно следовало поставить на место.

– Может быть, да, – медленно говорил он, разглядывая носок своего ботинка. Ботинок давно нуждался в чистке. – А может быть, и нет.

– Ч-черт, – прошипел Старцев и, вскочив, несколько раз пробежался из угла в угол. – Да наплевать! Если ты от Говоркова, так ему и передай: Старцеву скрывать нечего и бояться некого.

– По тебе этого не скажешь, – заметил Илларион, тоже переходя на 'ты'. – Ну, чего забегал?

Говорят же тебе: я сам по себе. Так сколько будут стоить последние слова незабвенного Борисыча?

– Пять процентов, – решительно сказал Старцев, плюхаясь обратно в кресло. – При условии, что ты сможешь вернуть товар.

– Мало, – сказал Илларион.

– А на что ты рассчитывал? Я сам работаю из процента. В этом деле столько людей, что я просто не знаю пока, где взять для тебя даже эти пять...

– Но это не мои проблемы, – настаивал Илларион. – Мне нужны восемь процентов от выручки, моя машина, мое ружье и мой телефон.

– А могила в лесу под елкой тебе не нужна? – вызверился Старцев, услыхав про восемь процентов.

– А тебе? – спокойно спросил его Илларион. – Что ты своему Тихарю скажешь, балда? Ты думаешь, твои лизоблюды тебе товар обратно доставят?

В общем, я пошел, а ты подумай. Только думай быстрее, пока ребята с той стороны не нашли, кому твой товар толкнуть.

Сергей Иванович так громко скрипнул зубами, что Илларион насторожился и завертел головой, решив, что это открывается потайная дверь в стене.

– Согласен, – сказал Сергей Иванович. – Но учти, залетный: пуле пальцы не сломаешь и челюсть не вывихнешь. В такое дело ввязываешься, что либо грудь в крестах, либо голова в кустах.

– А я другими делами и не занимаюсь, – совершенно искренне ответил Илларион. – Привык.

– Ишь ты... Так что егерь-то сказал?

– Борисыч? Что-то вроде того, что баба какая-то была с ними.

– Ты ее видел?

– Бабу? Как-то мне, знаешь, было не до баб. Мне в тот момент хватало мужиков.

– А машины?

– Две. Одна белая – 'мазда', кажется, другая – темный 'Москвич'. Красный, вроде бы...

– Вишневый, – поправил Старцев.

– Может, и вишневый. Темно было.

– Ирма. Точно, она. Вот тварь!

– Насчет этого не знаю, не проверял.

– Вот что, московский. Ирму надо будет убрать.

Сделаешь – сможешь новую тачку купить, даже если старая пропадет.., даже если товар не вернешь, понял?

– Что ж тут непонятного? Фотография есть?

– Ты что, больной? Какие фотографии? Она же курьер.

– Так что же мне теперь, всех баб на той стороне зачистить? Как она хоть выглядит-то?

– Ну, шатенка... Красивая, сволочь. Ноги там и все прочее... В общем, кинозвезда.

Илларион постарался ухмыльнуться как можно плотояднее.

– Это хорошо, – сказал он.

– Особенно не увлекайся, – предупредил его Старцев. – От нее чего угодно можно ждать. И вот что: жить будешь прямо тут, комнату тебе покажут.

– Это еще зачем?

– Во-первых, чтобы был все время под рукой...

– А во-вторых?

– А во-вторых, чтобы вокруг школы не шлялся! – рявкнул Старцев. – Все, у меня дела.

Илларион вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Проходя мимо сидевшего в коридоре охранника, испуганно поджавшегося при его появлении, он улыбался.

Глава 7

Горел блок-пост. На фоне пламени бестолково метались черные фигурки таможенников, пытаясь сбить пламя. Илларион поднял автомат и, старательно прицелившись, дал очередь поверх голов. Его старания увенчались полным успехом: черные фигурки перестали прыгать вокруг огня, как исполняющие ритуальный танец дикари, и одна за другой попрыгали в машину.

– Мазила, – сказал Иллариону Сват, аккуратно наводя автомат на кабину белой 'мазды'. Сват был лучшим стрелком в группе Старцева и очень этим гордился.

Илларион схватил Свата за вихрастый загривок и для профилактики сунул носом в прелые листья, на которых они лежали.

– Дурак, – проникновенно сказал он, – еще раз дернешься без команды – удавлю. Нам попугать их надо. Попугать, а не замочить, ясно? Ясно, я спрашиваю?

Сват быстро-быстро закивал, выплевывая землю и утирая рукавом физиономию. Крыша блок-поста обрушилась внутрь, взметнув в небо фонтан искр.

Иллариону подумалось, что эту картину он видел сотни раз, и почти всегда, как и сегодня, рука его лежала на гладкой шейке автоматного приклада. Он взглянул на часы, вывернув запястье таким образом, чтобы оранжевый отсвет пожара освещал циферблат. До рассвета оставалось еще два часа с минутами. Белая 'мазда' наконец завелась и, резко рванув с места, исчезла в темноте.