Читать книгу "Сталин и НКВД - Леонид Наумов"

Другую версию называют «ревизионистской». Согласно ей, летом 1938 года руководство НКВД вышло из-под контроля Хозяина и стало представлять реальную угрозу для высшего политического руководства.

Обе версии опираются на источники. «Традиционная» концепция» опирается на мемуары (А. Орлова, М. Шрейдера, Г.

Люшкова, мемуары В.М. Молотова, А.И. Микояна и Н.С. Хрущева. «Ревизионистская» версия опирается на официальную критику «ежовцев» 1938–1939 гг. Согласно этим документам, «в органах НКВД СССР появилась… банда предателей, вроде Николаева, Жуковского, Люшкова, Успенского, Пассова, Федорова, которые запутывают нарочно следственные дела, выгораживают заведомых врагов народа, причем, эти люди не встречают достаточного противодействия со стороны т. Ежова». Тот факт, что именно официальные источники 1938–1940 гг. лежат в основе этой интерпретации приводит к тому, что она иногда производит впечатление сталинистской.

Понятно, что выход из-под контроля высшего политического руководства такой мощной структуры в терминах 1938 года неизбежно интерпретировался как «заговор». Вопрос в субъективных намерениях чистильщиков — на самом ли деле руководство НКВД 1937–1938 гг. было «заговорщиками» или они просто «перестарались».

Конечно, странно, если все современники отрицают факт «заговора Ежова». Но все и не отрицают: Сталин и Берия официально заявляли иначе: «Произвол был допущен… в работе троек при НКВД республик и УНКВД краев и областей. Никакого контроля за деятельностью этих троек со стороны НКВД СССР не было». Другое дело, можно ли верить их версии? Не является ли она просто удобным прикрытием? По предложенной выше классификации, следует отличать «Большую Чистку» (репрессии против номенклатуры) и «Большой Террор» («массовые операции»): «кулацкая» и «национальные» (польская, латышская, немецкая и т. д.).

При правильной интерпретации источников надо учитывать, что все мемуаристы (!), которые описывают процесс репрессий (Молотов, Микоян, Хрущев и др.) пишут о контроле Сталина за ходом репрессий в рамках «Большой чистки». Они практически не говорят о «массовых операциях». Странным образом расстрелы сотен тысяч людей оказываются на периферии их мышления. Кажется, что мы вообще имеем дело с «искажениям» сознания коммунистов 1930-х, при котором расстрелы «кулаков» и «попов» — нормальное дело. Отчасти это следствие негуманности их мышления. Отчасти реакция на «новое явление»: расстрелы «каэров» шли давно и казались нормой, а массовые расстрелы коммунистов начались недавно и казались аномалией.

Изучение вопроса о «массовых операциях» — ключ к пониманию вопроса о том, вышло ли НКВД из-под контроля или нет. Современники это понимали, но не сказали нам. Когда после «архивной революции» это поняли историки, то они не сделали соответствующих выводов. В этой части исследования будет особенно много статистики. Как уже говорилось, обычно исследователи используют статистический материал о репрессиях как иллюстрацию бесчеловечной политики режима. Спор идет о количестве жертв, но принципиальный подход не меняется. Однако, количество жертв — это следствие реальных поступков сотрудников НКВД. Если «цифры» большие (больше средних), то одних «дел», если меньше средних, то других «дел». Если выяснится, что эти цифры в разных регионах отличаются на порядок, то это следствие разной позиции чекистов. Тогда «слова» нужны нам для того, чтобы объяснить причины этих расхождений — интерпретировать «дела».

«30 дней до приказа»

Самое время упомянуть, что мы вообще пока не имеем точного ответа, почему был издан приказ № 00447. Ведь надо помнить, что он означал поворот в политике взаимоотношения власти с народа. Если до этого речь шла о борьбе внутри властных структур, то теперь — о взаимоотношении власти и общества. От примирения к террору! Так, как это было в 1918 и 1930. Надо вспомнить, что полгода назад 5 декабря 1936 года была принята новая конституция. По ней все «лишенцы» получили права гражданства. Речь шла не только о священниках и дворянах, но и, в первую очередь, о миллионах раскулаченных крестьян.

По сути, в декабре 1936 годы было декларировано национальное примирение. Да, самим Сталиным «кулацкая угроза» весной 1937 года не озвучивалась и, видимо, для него не стояла так остро. На пленуме он о ней не говорил, а, рассуждая о классовой борьбе, говорил о вредителях с партбилетом в кармане.

«Не может быть сомнений — для сталинского руководства Приказ № 000447 — поворот в политике… Зачем возвращать гражданские права и разрешать покидать ссылку тем, кого ты собираешься уничтожить? Совершенно очевидно, что еще весной 1937 года никакая массовая операция не планировалась. Кроме того, весь пафос выступления Ежова на пленуме в том, что период массовых операций закончился, и настало время агентурной работы. Через пять месяцев же начнется, чуть ли не самая грандиозная «массовая операция» в СССР. Очевидно, что еще в марте Ежов о ней ничего не знает!» Кто тогда был инициатором массовых операций?

28 июня 1937 года Политбюро приняло знаменитое решение «О вскрытой в Зап. Сибири к.-р. повстанческой организации среди высланных кулаков.

Считать необходимым в отношении всех активистов повстанческой организации среди высланных кулаков применять высшую меру наказания.

Для ускоренного рассмотрения дел создать тройку в составе Нач. УНКВД по Зап. Сибири т. Миронова (председатель), прокурора по Зап. Сибири т. Бракова и секретаря Запсибир-крайкома т. Эйхе».

Это была первая тройка 1937 года в стране. Во главе тройки Р.И.Эйхе и «северокавказец» С.Н. Миронов. Выше уже упоминался этот активный «борец с контрреволюцией». Через несколько недель его «прогрессивный опыт» распространят всюду. По крайней мере, именно его регион был застрельщиком в этом начинании.

3 июля 1937 года Сталин направил в регионы секретную телеграмму: «ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы (выделено мной. — Л. Н.) и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД».

Однако, насколько реальна эта угроза? Не сфабрикована ли эта повстанческая организация в Западной Сибири? И главное — а что происходит в это время в других регионах? Мы имеем информацию только о побеге с мест расселения и возвращении в родные месте. И вдруг власть начинает вести себя так, как будто кулаки подняли вооруженное восстание, перебили охрану и начали разбегаться из лагерей и поселков для спецпоселенцев. Как будто по всей стране действуют тысячи партизанских отрядов. Взрывают мосты, нападают на коммунистов и милиционеров, жгут сельские советы. Требуются чрезвычайные меры для противодействия возникшей угрозе. Самых активных (у кого кровь на руках) расстрелять без суда («по законам военного времени»), остальных посадить с таким сроком, чтобы не вернулись. Но ведь ничего этого не было, документы сообщают только об их возвращении в родные места без спроса и требований вернуть дом и скот. Иными словами, реальная угроза была преувеличена властью во много раз, наносили превентивный удар «по контрреволюции». Но важно понять, что в ходе этого «удара по классовому врагу» начала меняться роль НКВД, руководители которого стали выходить из-под партийного контроля.