Читать книгу "Выход из кризиса есть! - Пол Р. Кругман"

В реальной жизни произошло следующее. В 2008–2009 годах ФРС делала все то, что, по мнению Фридмана, следовало делать в 30-х годах ХХ столетия, но экономика все равно не избавилась от синдрома, который, конечно, не был таким тяжелым, как Великая депрессия, но явно напоминал ее. Более того, многие экономисты не только не были готовы помочь и защитить идею о принятии дополнительных мер, но и воздвигали на этом пути новые препятствия.

Самым удивительным и обескураживающим, иначе не скажешь, в таких препятствиях было абсолютное невежество, которое демонстрировали эти люди. Помните, в главе 2 я цитировал Брайана Ридла из «Heritage Foundation», чтобы проиллюстрировать ошибочность «закона Сэя»? Да, в начале 2009 года Юджин Фама и Джон Кокрейн — влиятельные экономисты из Чикагского университета — точно так же объясняли, почему фискальные стимулы не принесут никакой пользы, и представляли это давно опровергнутое заблуждение как глубокую мысль, которую почему-то не могли понять три поколения экономистов-кейнсианцев.

Это не единственный аргумент невежд против стимулирования экономики. Например, Роберт Барро из Гарварда утверждал, что большинство мер может быть компенсировано обвалом потребительских расходов и инвестиций. Он любезно напомнил, что именно так и произошло, когда во время Второй мировой войны резко выросли государственные расходы. Вероятно, никто не подсказал Барро, что потребительские расходы могли упасть из-за карточной системы, введенной во время войны, а частные инвестиции сократиться из-за временного запрета на необязательное строительство. Тем временем Роберт Лукас заявлял о неэффективности стимулирования экономики, ссылаясь на принцип, известный как эквивалентность Риккардо, и тут же демонстрировал, что либо не знает, как этот принцип работает, либо забыл.

Тут будет уместен небольшой комментарий. Многие экономисты, выступавшие с подобными заявлениями, пытались высмеять тех, кто ратовал за стимулирование. Кокрейн, например, говорил, что оно «противоречит всему, чему учат студентов в университетах начиная с 60-х годов. Это [кейнсианские идеи] выдумки, оказавшиеся ложью, а сказки, которые мы слушали в детстве, могут успокоить в минуты стресса, но это не делает их правдивыми».

Тем временем Лукас отверг анализ Кристины Ромер — главного экономического советника президента Обамы и выдающегося исследователя (помимо всего прочего) Великой депрессии, назвав его халтурной экономикой, а Барро предположил, что лично я недостаточно компетентен, чтобы рассуждать о макроэкономике.

Интересно отметить, что все экономисты, о которых я упоминал, придерживаются консервативных политических взглядов. В определенной степени их можно считать сторонниками Республиканской партии. Однако они не стали бы столь поспешно делать подобные заявления и демонстрировать свое невежество, если бы за предыдущие три десятилетия вся экономическая наука не сбилась с пути.

Справедливости ради следует сказать, что некоторые экономисты — и среди них Кристи Ромер — никогда не забывали о Великой депрессии и ее уроках. В настоящее время, на четвертом году кризиса, появляется все больше блестящих работ по фискальной политике, в основном молодых экономистов. Эти работы в целом подтверждают эффективность стимулирования и подразумевают, что его масштабы должны значительно расшириться, но в решающий момент, когда нам действительно нужна была ясность мысли, хор экономистов, больше похожий на какофонию, скорее мешал, чем помогал обосновать необходимые действия.

Глава 7. Анатомия неадекватного ответа

Я вижу следующий сценарий развития событий: слабый план стимулирования, возможно, даже слабее того, который мы обсуждаем сейчас, призван получить дополнительные голоса для Республиканской партии. Этот план ограничивает рост безработицы, но все-таки недостаточно — ее уровень достигает приблизительно 9 % и медленно снижается. А потом Митч Макконнелл говорит: «Смотрите, увеличение государственных расходов не дает результатов».

Будем надеяться, я ошибаюсь.

Мой блог, 6 января 2009 года

Барак Обама принял присягу президента Соединенных Штатов Америки 20 января 2009 года. В своей инаугурационной речи он признал, что экономика находится в тяжелом положении, но пообещал быстро предпринять смелые действия, способные положить конец кризису. И действительно, долго ждать не пришлось — уже к лету 2009 года снижение темпов производства замедлилось.

Однако действия главы государства трудно назвать смелыми. Краеугольный камень экономической стратегии Обамы, закон о восстановлении экономики и реинвестировании, стал самой масштабной в истории США программой по созданию новых рабочих мест, но, к сожалению, не адекватной поставленной задаче. И понятно это было сразу. В январе 2009 года, когда стали проявляться наброски плана, озабоченные экономисты, не связанные с Белым домом, открыто выражали беспокойство по поводу возможных финансовых и политических последствий предлагаемых полумер. Сейчас нам известно, что эти сомнения разделяли и некоторые экономисты, сотрудничающие с Обамой, включая главу экономического совета при президенте Кристину Ромер.

Будем справедливы к главе государства — провал Барака Обамы не единственный. Другие главы развитых стран тоже просчитались. Правительства и центральные банки стали проводить политику дешевых денег и помощи коммерческим банкам, чтобы предотвратить полный развал финансовой системы, случившийся в начале 30-х годов прошлого столетия и повлекший за собой трехлетний кредитный кризис, который стал главной причиной Великой депрессии. (Похожий кредитный кризис наблюдался и в 20082009 годах, но он был не таким продолжительным — с сентября 2008 до конца весны 2009 года.) Такие действия государства не смогли предотвратить стремительный и непрерывный рост уровня безработицы, а когда первый блок ответных мер не дал ожидаемого эффекта, правительства развитых стран не только не признали неудачу, но и сделали ее флагом того, что для создания рабочих мест больше ничего не может и не должно осуществляться.

Итак, предпринятые действия результата не дали. Почему?

С одной стороны, политики, имеющие более или менее правильные представления о потребностях экономики, в том числе президент Обама, проявили нерешительность, не были готовы сначала признать, насколько серьезные меры требуются, а впоследствии согласиться, что все, сделанное ими в первом раунде, было неадекватным. С другой стороны, люди, чьи представления были ошибочными (консервативные политики и «пресноводные» экономисты), не ведали сомнений и яростно отстаивали свои взгляды. Даже зимой 2008/09, когда от них ожидали хотя бы признания вероятности ошибки, они упорно отвергали все, что противоречило их идеологии. Тем, кто был прав, не хватало энергии, тогда как заблуждавшихся переполняла страсть.

При описании последующих за всем этим событий я сосредоточусь на опыте США, лишь несколько раз обращаясь к тому, что происходило за океаном. Почему? Отчасти потому, что американская история мне лучше известна и — честно говоря — больше меня волнует, а отчасти потому, что особенности европейских процессов, которые обусловлены общей валютой, требуют отдельного анализа.