Читать книгу "ВВП. Краткая история, рассказанная с пиететом - Дайана Койл"

Экономический выпуск и благосостояние

Рассуждая о том, нужно или нет принимать в расчет такие виды домашней работы, как приготовление пищи или воспитание детей, мы приходим к вопросу, насколько мы хотим знать не просто уровень выпуска, а уровень благополучия, или, говоря языком экономистов, «социального благосостояния». Доля времени, затрачиваемого на производство внутри домохозяйства, на протяжении последних лет увеличивалась, а на оплачиваемый труд – сокращалась. И все-таки, даже если уход за детьми и приготовление еды – это, несомненно, разновидность труда, они в равной степени способны приносить удовольствие, и на этом основании некоторые призывают включить их в состав досуга, а не работы, а следовательно, и не причислять к экономической деятельности. Я думаю, что этот аргумент ведет по ложному следу, ведь многие люди точно так же получают удовлетворение и от наемного труда, пусть это происходит и не всегда. Так нужно ли поэтому исключить его из ВВП? Очевидно, что нет. Довольно любопытно, что этот спор об определениях недавно обнаружился в ходе политической полемики. Я вспоминаю одну британскую радиопередачу, которая была посвящена планам новой правящей коалиции ввести налоговый вычет для поддержки работающих матерей, чтобы те могли оплатить услуги по уходу за детьми. В студию позвонила женщина, юрист, по имени Лора Перринс, и обрушилась на Ника Клегга[108]: «Я не могу понять, почему правительство дискриминирует женщин, которые так же как я, самостоятельно, занимаются уходом за детьми? У меня такое ощущение, что это делается, чтобы раздуть ВВП, потому что если бы я смотрела за чужими детьми, то это бы входило в ВВП. По-моему, наше Министерство финансов беспокоит только эта тема»[109].

Этот вопрос отнюдь не праздный. Может быть, вместо ВВП нам следовало бы оценивать степень удовлетворенности людей, их чувства счастья или благосостояния? Об этом идут оживленные споры. Одно из следствий финансового кризиса – рост скептицизма относительно достоинств рынка, а также экономической науки. К огорчению многих экономистов, склонных делать вид, что к ним критика не относится, экономическая наука попала под обстрел. В нее сыплется шквал обвинений в том, что это она воспитала интеллектуальный пиетет перед рынком и породила финансовые крайности и вообще возвела краткосрочную прибыль в ранг закона во всех сферах жизни. Как говорит Майкл Сэндел, «пора подвергнуть переосмыслению один из постулатов, незыблемых для рыночного мышления. Это постулат, что все товары соизмеримы, что все блага можно беспрепятственно свести к единой мере ценности»[110]. Итак, для тех, кто хочет уйти от измерения экономического роста и взять за точку отсчета «счастье», настал звездный час.

Военный поход против ВВП начался с известной статьи экономиста Ричарда Истерлина. Он приметил один парадокс – правда, как оказалось, только кажущийся. Если сравнивать несколько стран в один и тот же момент времени, то в богатых государствах люди в среднем чувствуют себя более счастливыми, чем в бедных. Однако если на протяжении времени следить за одной и той же страной, то нельзя сказать, что при высоком уровне душевого ВВП люди более счастливы[111]. Ряд экономистов обратили внимание, что этот парадокс видимый и возникает просто потому, что уровень ВВП по своей статистической природе не имеет верхней границы, тогда как чувство счастья, измеряемое в соответствии с ответами людей в опросах и их самонаблюдениями, такую границу имеет. Взаимосвязь между этими двумя величинами такая же, как между уровнем ВВП и, скажем, средним ростом населения или продолжительностью жизни; они тесно сопряжены, но во времени их уровни не обязательно пропорциональны[112]. На самом деле, было бы нелепо отрицать, что при более высоком уровне ВВП люди чувствуют себя счастливее, ведь стоит ВВП немного снизиться в фазе рецессии, и люди впадают в уныние. Более того, если с течением времени производительность растет, то без увеличения ВВП занятость бы падала, а потеря работы – тоже причина чувствовать себя несчастным.

Вот и получается, что, казалось бы, несомненный эмпирический вывод – это результат недопонимания статистических свойств индекса, с помощью которого определяют связь между чувством счастья населения и ВВП. Уровень счастья находится методом опросов, где респонденты оценивают свое мироощущение по трехбалльной или десятибалльной шкале. Он никогда не поднимется выше потолка, даже через столетия наблюдений. А вот ВВП это такой показатель, который по определению может расти безгранично. Если на одном графике начертить кривую, растущую с течением времени очень плавно, и кривую, ежегодно растущую на 2–3 %, будет создаваться ложное впечатление, что они не связаны. В действительности, как показывает целый ряд недавних исследований, ежегодные темпы роста ВВП и ощущение счастья населения тесно связаны между собой.

Вместе с тем это не умаляет законности аргументов о том, что темпы увеличения ВВП как индикатор экономического роста не подходят для измерения благополучия, или социального благосостояния. В детской сказке под названием «Лев, колдунья и платяной шкаф» Белая Колдунья с помощью заколдованного рахат-лукума подчиняет себя мальчика Эдмунда. Однажды получив угощение, он хочет еще и еще. Общество потребления тоже околдовано. Психологи внимательно изучили такие явления, как «крысиные бега»[113] и потребительская культура. Их эксперименты показывают, что люди стремятся повысить свой статус в обществе, а поэтому их больше волнует не абсолютный, а относительный уровень дохода. «Демонстративное потребление», как окрестил этот феномен Торстейн Веблен, – это своего рода гонка вооружений в погоне за статусом, и гигантский рост зарплат топ-менеджмента в корпорациях, происходивший в последнюю четверть века, эту гонку только подхлестывал. Более того, удовлетворение, которое мы получаем от роста дохода и новых приобретений, быстро сходит на нет, и мы, как мальчик Эдмунд из сказки, требуем новой порции. Для этого явления был придуман красноречивый термин – «беговая дорожка гедонизма».