Читать книгу "Путь дракона - Дэниел Абрахам"

— Отлично, — кивнул Доусон.

— Я приказала никого не пускать — кроме тебя, конечно. Тебе ведь нужно с ним побеседовать, я знаю.

— Не могу же я нарушить омовение короля!

— Отчего бы нет, милый? Скажи, что я по забывчивости тебя не предупредила. Я упомянула, что после охоты ты предпочитаешь именно те ванны, все очень правдоподобно. Разве что король начнет расспрашивать слуг, и они скажут, что ты пользуешься синими комнатами. Но вызнавать тайком — слишком грубо, не в характере Симеона. Как ты думаешь?

Доусон даже не подозревал, что у него на душе такой тяжкий груз. Был.

— Чем я заслужил такую несравненную жену?

— Ничем, тебе просто повезло, — произнесла Клара со слабой улыбкой, на миг мелькнувшей поверх вежливой маски. — Ступай, пока он не вышел. А о том егере, на которого ты накричал, я позабочусь. Незачем ему было соваться под горячую руку.

Дом Андры стоял внутри замковых стен, рядом с часовней, отдельно от прочих зданий. Циннийская поэтесса, именем которой назвали дом, жила здесь, когда Остерлингские Урочища были резиденцией некоего короля, поощрявшего искусство меньших рас, а Антеей звалось родовое гнездо незначительной аристократической фамилии, до которого пришлось бы скакать целых полдня к северу. Стихи, сложенные Андрой, не пережили минувших столетий, и единственным ее следом в мире оставался небольшой домик, носящий имя поэтессы, с вырезанной в камне надписью у входа — DRACANI SANT DRACAS, — значение которой за давностью позабылось.

Король Симеон лежал в ванне из кованой бронзы, сделанной в форме широкой дартинской руки; длинные пальцы «руки» загибались к ладони и выпускали воду из труб, что были скрыты под самыми когтями. На полочке, устроенной на большом пальце, стояла каменная чаша с мылом, окно из цветного стекла окрашивало теплый воздух в зелено-золотистые тона. У задней стены выстроились слуги — кто с мягкими полотенцами, кто с мечами для защиты королевской особы. Доусон переступил порог, и король поднял взгляд.

— Простите, сир, — произнес Доусон. — Я понятия не имел, что вы здесь.

— Ничего, старина. — Симеон махнул слугам. — Я знал, что захватываю твое убежище. Садись. Побудь в тепле, а как отогрею ноги — уступлю тебе место.

— Благодарю, сир, — кивнул Доусон, садясь на принесенный слугами табурет. — Раз уж так случилось, я бы хотел обсудить кое-что наедине. Это касается Ванайев. Лучше уж услышать от меня, чем от других.

Король выпрямился, и двое мужчин на миг перестали быть властелином и подданным, обратившись вновь в Симеона и Доусона — двух высокородных юношей, полных достоинства и гордости. Нынешнее презрение Доусона к ванайской кампании и ярость из-за судьбы сына, вынужденного служить под командованием Алана Клинна, были общеизвестны, однако сейчас он представил их королю в новом свете, чтобы на фоне гнева и убежденности в своей правоте вернее подойти к признанию. Симеон внимал, слуги с тем же тщанием старались ничего не слышать. На лице короля, таком родном и знакомом, любопытство сменялось удивлением, разочарованием и, наконец, шутливым отчаянием.

— Не трогай Иссандриана и его клику, с огнем играешь. — Король имперской Антеи откинулся на спинку ванны. — И все-таки жаль, что ничего не вышло — у меня заметно поубавилось бы головной боли. Ты знаешь, что такое Эдфордская хартия?

— Что-что?

— Эдфордская хартия. Это такой кусок пергамента, отысканный неким священником в дебрях библиотеки в Севенполе. Там упомянут глава фермерского совета при короле Дюррене Белом. И север, размахивая старинной хартией, требует созвать новый фермерский совет. Любой, чей урожай позволяет сделать взнос, будет иметь право голоса.

— Ты серьезно? — спросил Доусон. — Может, они и по дворцам будут разъезжать на мулах? И пасти коз в садах Кингшпиля?

— Не наводи их на мысль, — усмехнулся король, протягивая руку к чаше с мылом.

— Это пустая угроза, они на такое не пойдут.

— Старина, ты и не представляешь, насколько разобщен двор. Иссандриан среди черни популярен: если они возьмут власть, достанется и ему. А поскольку Клинн со своим кошелем сейчас в Ванайях, у меня не так уж много способов на что-то влиять.

— Не хочешь же ты…

— Нет, фермерского совета не будет. Но нужно перемирие. В середине лета я отправляю Астера воспитанником к Иссандриану.

С кончиков исполинских пальцев капала вода, легкое облачко пара затмевало свет. Король Симеон, сидя в ванне, невозмутимо намыливал руки, пока до барона доходил смысл фразы.

— Иссандриан станет регентом, — хрипло выговорил Доусон. — Если ты умрешь до совершеннолетия Астера, Иссандриан станет регентом.

— Еще неизвестно. Но он предъявит права.

— Он попытается тебя убить. Это государственная измена.

— Это политика, — ответил Симеон. — Я надеялся, что Терниган оставит Ванайи за собой, однако старый болван слишком независимо мыслит. Он знает, что союзники Иссандриана входят в силу, и умудрился оказать им услугу, не перебегая в их лагерь. Теперь и мне, и им придется его ублажать — он будет сидеть в Кавинполе, окруженный лаской со всех сторон.

— Симеон! Куртин Иссандриан тебя убьет!

Король откинулся назад, темная вода покрыла плечи, на поверхности закружилась пена.

— Не убьет. Пока у него мой сын, он может повелевать мной как хочет, ничуть не обременяя себя монаршими заботами.

— Тогда сломи его. Я тебе помогу. Найдем сторонников — прежние порядки многим памятны, люди заждались дела. За нами пойдут.

— Да. Только куда?

— Симеон, старина, нельзя упускать случай! Антее нужен сильный король, и ты способен им стать. Не отправляй сына к Иссандриану!

— Время еще не пришло. Иссандриан идет в гору, противостоять ему сейчас — только разжигать вражду. Подождем, пока споткнется. Мое дело сейчас — не допустить, чтобы мы ступили на путь дракона. Королевство, не обремененное гражданской войной, будет для Астера отличным наследством.

— Даже если это не истинная Антея? — с болью в голосе спросил Доусон. — Что за честь владеть королевством, проигравшим свое наследие самовлюбленным юнцам?

— До того как Терниган отдал Иссандриану Ванайи, я бы с тобой согласился. Но что за честь затевать битву, которую не можешь выиграть?

Доусон взглянул на свои руки. Костяшки пальцев с возрастом распухли, кожа потрескалась от холодов. В нос ударил настойчивый запах мыльной пены — друг детства, король и повелитель, вздыхал и кряхтел, по-старчески ворочаясь в ванне. Где-то в комнатах Куртин Иссандриан и Фелдин Маас произносили тосты в честь друг друга, пили вино Доусона и смеялись. Щеки барона вдруг занемели, и он заставил себя разомкнуть стиснутые зубы.

Что за честь затевать битву, которую не можешь выиграть? Вопрос все еще висел в воздухе. Доусон постарался, чтобы в голосе не прозвучало разочарование.