Читать книгу "Нефритовая орхидея императрицы Цыси - Юлия Алейникова"

— Я вроде видел, — сказал, наконец, несмело самый щуплый и маленький из всех.

— Тебя как зовут?

— Толик Малышев.

— Значит, это твой велосипед?

— Точно. — Толик гордо выпятил тощую грудь.

— И что же ты видел?

— Да вроде как дядька чужой шел, — не очень уверенно ответил Толик.

— А когда это было?

— А когда Жеку мать домой позвала.

— Давно?

— Как раз его очередь кататься подошла, — встрял в разговор Петька. — А тут мать из окна высунулась и домой позвала. Он идти не хотел, а здесь этот мужик.

— Значит, ты его тоже видел?

— Ага.

— А почему же сразу не сказал?

— Забыл.

— А кто еще его видел, ребята?

Мужика, как выяснилось, видели почти все, но никто его не рассмотрел. Не сошлись даже на том, молодой он был или старый и лысый или кудрявый. Хорошо хоть, один из мальчишек вспомнил, что в кепке.

— А куда он шел — видели?

— Не-а.

Вот и работай с такими свидетелями. Ладно, сейчас Коромыслов с Мостовым опросят старшее поколение, вдруг что-то прояснится.

— Что, Тамара Евгеньевна, скажете плохого?

— Почему сразу плохое? — Криминалист Тамара Евгеньевна шуток не любила. — Почерк в обоих случаях совпадает. Убийца правша, действует умело, последовательно придерживается определенной схемы. Обеим жертвам был нанесен удар в сонную артерию. Когда жертва теряла сознание, убийца затыкал ей рот и связывал руки. Пользовался обычной бечевкой, которую приносил с собой, купить ее можно в любом хозяйственном магазине — я проверяла. Узел сложный. Рты жертвам убийца затыкал подручными средствами: в первом случае, как вы помните, была столовая льняная салфетка, во втором — кусок фартука, обрывок его остался висеть на стуле в комнате. Далее. Обе жертвы впустили убийцу в квартиру самостоятельно, очевидно, были знакомы или не опасались.

— Да, знать бы наверняка, — угрюмо хмыкнул майор.

— А заодно фамилию убийцы с адресом проживания, — в тон ему ответила Тамара Евгеньевна.

— Да хотя бы имя, адрес бы мы сами выяснили, — криво усмехнулся он. — Что, орлы, какие мысли? — повернулся он к сидящим здесь же Коромыслову с Леонидом.

— Так а какие мысли? Связь нужно искать между убитыми, — пожал плечами кудрявый Леша Коромыслов. — Только не видно между ними никакой связи. Павлова — дамочка интеллигентная, с высшим образованием, муж у нее профессор, отдельная квартира в центре города, домработница. А Варенцова? Во-первых, старше, во-вторых, в Ленинград приехала незадолго до войны, образование — восемь классов деревенской школы, проживала одна в коммунальной квартире.

— Вот и раскопай, что между ними общего. Потому как оно должно быть, и точка! А то по городу уже слухи поползли, что кровавый мясник баб в мелкую лапшу строгает. Нам только паники среди населения не хватало. Меня и так уже парторг сегодня вызывал, на большевистскую совесть давил и потерей партбилета стращал. Так что готовьтесь, вы следующие.

Оба как по команде схватились за лацканы с комсомольскими значками.

— То-то. А теперь дуйте и работайте. Ты, Леонид, к теще Павлова пока не суйся, я сам. Ну, джигиты, по коням.

Глава 13

1857 год

Цыси с ласковой улыбкой протянула к младенцу руки. Мальчик был так хорош: круглолицый, румяный, улыбчивый, он лежал в резной колыбели, и шесть наложниц с императрицей Цыань склонились над ним, восхищаясь царственным ребенком. Цзайчунь был самым избалованным наследником во всем мире. Почти каждый день ему присылали подарки: золотые и серебряные безделицы, фигурки из нефрита, вышитые наряды, тончайшее белье, стихи и музыкальные посвящения.

Императрица Цыань, считавшаяся его официальной матерью, не чаяла души в малолетнем наследнике престола. Цыси по ее милостивому соизволению могла проводить с сыном столько времени, сколько пожелает. С рождением наследника обе окончательно забыли былые распри и существовали в полнейшей гармонии.

Цыси взяла сына на руки и поворковала над ним, после чего с поклоном передала младенца императрице. После рождения наследника она получила высокий статус драгоценной наложницы императора. Единственной драгоценной наложницы императора, второй быть не могло. Выше нее оставалась только сама императрица.

Мечта Цыси сбылась: она добилась положения, богатства, влияния. Возможно, со временем она станет императрицей или даже вдовствующей императрицей. Император совсем плох, частично парализован, в свои двадцать семь он выглядит жалкой развалиной.

Да, Цыси достигла многого. Единственное, чего ей не удалось достичь, — это покоя.

Лицо ее омрачилось. Доверенный евнух императора, а теперь ее тайный шпион Ли Ляньин сообщил вчера кое-что важное. В отличие от Ань Дэхая, Ли Ляньин был невероятно амбициозным, властолюбивым, безудержно жадным, изобретательным и до самозабвения обожал интриги. А еще он был умен, смел, по-своему красив и влюблен в Цыси. Он невероятно страдал из-за своей мужской неполноценности. По дворцу о нем ходили отвратительные слухи, будто бы, все еще испытывая влечение к женщинам, он набрасывался на служанок, царапал их, бил, облизывал и делал еще бог знает что, о чем и сказать невозможно.

Цыси эти сплетни старалась пропускать мимо ушей. Ли Ляньин предан ей и невероятно полезен, без него она во дворце как без рук. Не было поручения, которое он не мог или не захотел бы выполнить. Прослужив при дворе многие годы, он знал всех и каждого и оставался доверенным слугой императора. Одним словом, он незаменим.

Так вот, этот самый Ли Ляньин донес на днях, что император издал тайный указ, в котором предупреждал, что в случае его смерти она, Цыси, попытается вмешаться в государственные дела, и поэтому, дабы спасти империю, Сяньфэн приговаривает Цыси к самоубийству после своей кончины. Об этом указе он сообщил лишь нескольким приближенным князьям: Дуаньхуа, своему племяннику Цзай Юаню и военачальнику Су Шунь.

Да, тому самому гнусному лицемеру Су Шунь, что присылал ей подарки на рождение сына и в честь ее возведения в сан драгоценной наложницы. И жена его, такая же лицемерка, хлопотала вокруг Цыси во время беременности. Улыбаются в глаза, а только отвернешься — готовы кинжал в спину вонзить.

Цыси так расстроили эти воспоминания, что ей с трудом удавалось удерживать на лице безмятежную улыбку. Только бы императрица не попросила ее спеть. Этой пытки ей уже не вынести. К счастью, Цзайчунь состроил какую-то особенно уморительную мину, а потом рассмеялся, и все находившиеся в комнате женщины тут же подхватили его смех.

Голоса звучали как перезвон серебряных колокольчиков, фарфоровые лица были безупречны, улыбки нежны и приветливы, нарядные платья и прически, украшенные цветами, изысканны, а сердца черны и полны зависти. Цыси видела каждую насквозь. Только такая наивная особа, как Цыань, могла принимать их восторги и аханье за чистую монету.