Читать книгу "Пятый всадник - Александр Харыбин"

– Этот Волчок, ну, кого ты побил, чувак непростой. Он по бакланке отсидел года три, вышел как раз с месяц назад. Так, конечно, урод уродом, но корчит из себя правильного пацана. Так вот, слушай, – он еще больше понизил голос, – Волчок сейчас в курилке своим кентам сказал, что тебя замочит.

Господи, вот напугал! А я-то подумал, что вправду что-то серьезное. Заметив улыбку, мой собеседник заметно разозлился и даже слегка повысил голос.

– Слушай! Ты вообще ни фига не врубаешься. Я же тебе сказал: он играет правильного пацана. Если сказал при свидетелях, что замочит, то должен замочить в течение суток. А если не сделает – значит, никакой он не правильный пацан, раз за базар ответить не может, а простой фуфлыжник. А ты знаешь, что делают с фуфлыжниками, которые за пацанов играют?

Я покачал головой, хотя и догадывался, что ничего хорошего. Меж тем собеседник продолжал.

– Я знаю его, он на Пролетарке живет от меня через дом. Отец его лет двадцать отсидел, а сам он с детства с бандюками тусовался. В этой компании его запросто могут и опустить, так что выхода у него нет. Короче, я тебе сказал, дальше думай сам. Понял?

И тут я понял, что количество моих проблем увеличивается. За что же мне такое наказание? Жуткая обида нахлынула океанской волной. Именно обида, а не страх. Обида за то, что все эти приключения, в конце концов, угробят меня еще до того, как я сумею раскрыть тайну гибели моей Машуни и отомстить ее убийцам. Интересно, что в этой ситуации посоветует мой неожиданный помощник?

– И что, по-твоему, я сейчас должен делать?

– Валить нафиг отсюда.

Замечательно! Валить. А как это сделать, если выход из инфекционного отделения всегда на замке. Я высказал эти соображения моему собеседнику. Мужичонка пожал плечами.

– Слушай! Ну что мне тебя всему учить что ли? Сам придумай что-нибудь, – и, подумав секунду, уже спокойнее, добавил, – ночью подойди к дежурной медсестре, дай ей рублей сто, скажи, что к девке надо в город на несколько часов. Понял? Короче, все, давай! Я тебе ничего не говорил, – и он махнул головой в сторону выхода, показывая, что разговор окончен.

Весь день прошел в напряжении. К вечеру атмосфера в палате потихоньку стала входить в привычное русло. Разговоры стали громче, даже со стороны компании молодых придурков время от времени раздавался смех. Я все время вслушивался в их разговоры, пытаясь уловить хоть что-нибудь, что имело бы касательство ко мне. Но кроме тупых шуток и рассказов о своих дурацких похождениях, ничего не удалось разобрать. В конце концов, закралось сомнение – а, часом, не сгущает ли краски мой добровольный помощник? Может, не так уж все и страшно? Ну, сказал человек в сердцах «убью его», ну, мало ли, кто чего может сказать в подобной ситуации? Я вон не один раз на улице видел, как ребенок ревет во весь голос, а мать шлепает его и кричит: «я тебя сейчас убью!». Но это же совсем не значит, что она и вправду собралась его убивать. А все эти россказни про воровские законы – может, так оно и было лет двадцать или тридцать назад. Мужичонке ведь за пятьдесят, и все его знания в этой области, скорее всего, давно потеряли актуальность. Да и вообще, если разобраться, как этот придурок собрался меня убивать? Зарежет во сне прямо в палате? Или подкараулит, когда выйду в туалет? И что – он рассчитывает остаться безнаказанным? Ведь обязательно будет расследование, и он неизбежно станет главным подозреваемым. Может, он задумал сразу после убийства сделать отсюда ноги? Но тогда тем более у следствия не будет никаких сомнений в том, кто это сделал.

Скорее всего, с помощью таких рассуждений я просто пытался сам себя успокоить, не желая делать резких телодвижений. Уходить в неизвестность из места, где тепло и неплохо кормят, всего лишь из-за маловероятной гипотетической опасности, казалось совершеннейшим абсурдом.

В таких вот мыслях день и прошел. Наконец, наступило время отхода ко сну и в палате выключили свет. Несмотря на все мои попытки самоуспокоения, через час понял, что заснуть, скорее всего, не получится. Тогда стал размышлять о возможных причинах моих злоключений. Очень важно было получить ответ на вопрос: можно ли было избежать всех этих несчастий? Что я сделал не так? В то же время, из подсознания не уходило ощущения тщетности такого анализа. Что толку от того, что пойму – какие совершил ошибки. Все равно, нет у меня машины времени, чтобы все исправить. Ведь Машуню уже не вернуть. А все остальное, в сравнении с этим, не имеет абсолютно никакого значения.

Тем не менее, мозг автономно продолжал делать свое дело. Хотя весь этот круговорот событий и не давал толком сосредоточиться, все равно, простейший анализ фактов подсказывал, что беды начались после того, как я заявил о похищении девушки на остановке. В пользу того, что гибель моей супруги и это событие должны иметь связь, говорит тот факт, что меня явно специально вызвали ложным звонком и продержали на приличном расстоянии от дома, пока ее убивали. Получается, что если бы я не заявлял о том, что увидел, то ничего бы не произошло? Ну, да, мучила бы потом совесть какое-то время, но потом все бы забылось.

И тут, представив себе такую ситуацию, понял, что на тот момент поступить иначе и не мог. То есть был обречен уже изначально. Нет, конечно, если бы кто-то мне сказал, чем это все чревато, я, разумеется, наплевал бы на все угрызения совести. Тем более, что, как показала жизнь, мое заявление в милицию на судьбу девчонки все равно никак не повлияло. Но прислушавшись к себе, осознал, что даже если бы и нашелся такой оракул, в тот момент я бы ему просто не поверил. Потому что еще пару недель назад был абсолютно уверен, что все, что со мной произошло, бывает только в дешевых триллерах или криминальных сериалах.

Так я лежал в тишине уснувшей палаты с закрытыми глазами часа два, а, может, больше. Вывод, который следовал изо всех этих моих размышлений, был до безобразия простым, и, вместе с тем, циничным: если тебе вдруг посчастливилось стать свидетелем преступления – не торопись обращаться в органы.

А время, меж тем, плавно сочилось, отсчитывая свои минуты и секунды. Вот уже закончились хождения моих соседей «в туалет – покурить», прокрались в палату футбольные болельщики, смотревшие какой-то вечерний матч по телевизору. Откуда-то начал раздаваться храп.

Сон никак не шел. Было тревожно.

Конечно, я понимал, что причина этих волнений – сегодняшнее происшествие и предупреждение доброжелателя-мужичонки. Нет, это же просто бред! Идти на убийство прямо в больнице, да еще и предварительно рассказав об этом кому ни попадя. Рассудок отказывался признавать реальность угрозы.

Я прислушался к звукам из того угла, где располагалось спальное место моего врага, но там все было тихо. Слегка настораживало некоторое напряжение в поведении моего врага и его приятелей перед отходом ко сну. Никакого обычного трепа со смешками до глубокой ночи. Тихо просочились после вечернего перекура и молча разошлись по своим местам. Я всячески отгонял от себя опасения грозящей опасности.

Интересно, а почему все-таки большинство людей категорически отторгает мысль о том, что именно с ними может случиться какая-нибудь трагедия? Вот и я в данном случае ничем от них не отличаюсь. Хотя кому-кому, а уж мне-то после событий последних дней вообще пора стать параноиком. И я приступил к самокопанию, пытаясь выяснить мотивы людей вообще и свои, в данной конкретной ситуации. Ну почему никак не хочу сейчас поверить в то, что этот побитый мною ублюдок всерьез собирается меня убить? Вот с женщинами, например, все понятно – ими движет иррациональное суеверное опасение «накликать беду». В том смысле, что если думать про плохое, и готовиться к плохому, то оно обязательно произойдет. И наоборот. Например, оружие в доме держать нельзя, потому что оружие стреляет, а любая стрельба – это очень плохо. А вот огнетушитель – это к пожару.