Читать книгу "Кудесник (сборник) - Евгений Салиас де Турнемир"

– Вы мне, Канар, на днях будете нужны.

– Рад служить, госпожа Реми. Когда прикажете?

– Приходите сюда через четыре дня.

– Ради грабежа… или ради… устранения?.. – улыбнулся отвратительной улыбкой этот краснолицый человек.

– Ради устранения! – рассмеялась госпожа Реми. – Прелестное слово. Да, надо устранить помеху в виде мужа.

– Вашего мужа? – удивленно выговорил Канар.

– Вы с ума сошли! – воскликнула красавица, но тотчас весело рассмеялась. – Мой в качестве мужа давно умер, а как обыватель этой планеты мне не мешает. Нет, не моего мужа, а другого мужа. Я вам тогда скажу. Прощайте.

Госпожа Реми, оставшись одна, улыбаясь, собрала золото, завернула в платок и затем начала одеваться…

XXI

В тот же вечер в центре Парижа, неподалеку от Лувра, в большом доме, тоже походившем на маленький дворец, все окна ярко горели огнями, а по прилегающим улицам и на дворе двигались, подъезжая и отъезжая от главного подъезда, целые вереницы экипажей. Дом этот, или hôtel, как зовут парижане большие и богатые частные дома, принадлежал придворному сановнику принцу Субизу.

Уже 70-летний старик, фельдмаршал, бывший министр, принц два раза в году давал балы, на которых всегда появлялись король, королева и все члены королевской фамилии, а за ними, конечно, и вся знать. Бывать в числе приглашенных принца-фельдмаршала служило как бы знаком отличия и рекомендацией. Переступавший порог этого полудворца тем самым как бы приобретал право бывать в домах всей аристократии.

Сам принц был любезный и приветливый старик. Когда-то, в юности, он был адъютантом Людовика XV и носил прозвище Сердечный Друг Короля. Вместе с тем за всю свою жизнь он был приятелем всех фавориток покойного короля, близкий друг госпожи Помпадур, а затем наперсник сменившей ее знаменитой Дюбарри. Через брак его дочери со знаменитым принцем Конде аристократ древнего происхождения вторично и ближе породнился с королевской семьей.

Богато убранные залы и гостиные отеля принца скоро переполнились густой толпой всего, что было самого блестящего в Париже. Король, все члены королевской фамилии присутствовали на бале, а вместе с ними были тут же десятки лиц, оставшихся бессмертными в истории и в летописях Франции. Тут были принцы Конде и Конти, герцогини Шеврез и Лонгвиль, графиня Ламбаль, герцоги Шуазель и Монморанси и другие. В числе гостей были тут и полудуховные лица, кардиналы и аббаты, но не в своей, им полагающейся по званию одежде, а в обыкновенном светском платье. В красивой кардинальской одежде, но не самой парадной присутствовал только один папский нунций.

Кроме старинного дворянства были тоже и известные лица из недавно вышедших в люди, вроде Неккера, и, наконец, в числе приглашенных гостей попадались чужеземцы: английские лорды с семьями, итальянские принчипе и испанские гранды.

Гостиные были переполнены сплошь. В большой зале шли танцы. Повсюду говор толпы гостей сводился только к одному вопросу, «почему королевы нет на бале». Многие утверждали, что Мария Антуанетта нездорова: другие уверяли, что она не приехала вследствие своей давнишней ненависти, загадочной и необъяснимой, ко всей семье Роганов, а в особенности к знаменитому страсбургскому епископу, кардиналу Рогану. Эти толки и пересуды имели некоторое основание. Родственник принца Субиза, прямой потомок знаменитого дома Роганов Людовик, присутствовал на бале и был несколько смущен, как бы сознаваясь внутренно, что королева из-за него не почтила бал Субиза своим присутствием.

Людовик Роган был личностью весьма известной и популярной в Европе. Когда-то, еще сравнительно молодым человеком, он был послан ко двору Марии Терезии и был главным агентом Франции при переговорах о бракосочетании ее дочери с дофином, стал близким человеком к императрице австрийской. Но затем, когда ее дочь Мария Антуанетта сделалась женою наследника французского престола, и она сама, и Мария Терезия стали относиться к кардиналу Рогану сухо и сдержанно. Когда же дофин сделался королем, то королева Мария Антуанетта явно выказывала крайнее пренебрежение, а подчас и отвращение к пожилому, но молодящемуся кардиналу Рогану, а из-за него и ко всей его родне.

Король пробыл на бале не более получаса. За последние годы, сильно пополнев, как бы обленившись, король все менее появлялся в публичных местах.

Хотя и много было красавиц среди тысячной толпы приглашенных, тем не менее одна из них, при проходе из одной гостиной в другую, обращала на себя особое внимание. Не столько правильной красотой поражала она, сколько выражением лица и изяществом всей своей фигуры, походкой, движениями, манерой держать себя несколько надменно, но грациозно. Великолепное платье ее, даже среди многих других великолепных женских нарядов бросавшееся в глаза, было сшито из толстой серебристой, ярко сияющей ткани, корсаж, рукава и шлейф были убраны красивыми бантами, где перемешивалось черное кружево с голубыми лентами. Эта отделка платья, несколько оригинальная, имела свой смысл или цель. В этой красавице было нечто, одна особенность, к которой именно и шла эта отделка. У другой женщины она не имела бы того же смысла. Большие темно-голубые глаза с совершенно черными, как уголь, бровями и были причиной отделки… К этим-то глазам и бровям кокетка как бы пригоняла свой наряд. И всякий среди многолюдной толпы гостей невольно замечал это и говорил, что отделка из черного с голубым – под цвет прелестных глаз и оригинальных бровей – чрезвычайно эффектна.

Молодая женщина не обращалась сама ни к кому и несколько высокомерно ждала, чтобы другие подошли к ней и заговорили. Но при этом замечалась та исключительная черта, что за весь вечер к ней не подошла ни одна женщина, ни пожилая, ни молодая, как бы ожидая первого шага с ее стороны. Все подходившие были мужчины, и большинство из них поклонники красавицы. Сам принц Субиз, приветливый ко всем гостям, при ее появлении несколько насупился, несколько сухо отдал ей поклон на ее низкий реверанс. Когда же красавица отошла, хозяин дома обратился к ближайшему своему соседу и выговорил:

– Мой двоюродный братец, кардинал, награждает меня изредка не совсем приятными для меня посетителями.

– Вы говорите о графине Ламот? – удивленно спросил гость, провожая глазами гостью в блестящем костюме.

– Да. Признаюсь, я недолюбливаю ее. Красавица, но у нее чрезвычайно злое выражение лица… Но не в том дело… А я не люблю видеть на женщине двусмысленного происхождения и не имеющей известного на глазах у всех существующего богатства такие дорогие парюры[1]. Посмотрите на ее ожерелье, на ее браслеты, на все эти бриллианты, жемчуг и камни!

– Да, на ней всегда замечательные вещи и по изяществу, и по ценности! – отозвался гость.

– А откуда это?! Я верю, что только ее хорошенькая шейка и ее прелестные плечи ей законно принадлежат! Но все, что на них, вряд ли. На всю эту парюру можно было бы купить такой же отель, как мой, а у нее нет и маленького своего дома в Париже.