Читать книгу "Ярче, чем солнце - Лора Бекитт"

Но куда и как? Убить себя? Что-то в его душе противилось этому, и то был не страх смерти. Он выжил тогда, когда другие погибли. У него были целы и руки, и ноги. Самоубийство стало бы предательством по отношению к судьбе, какой бы она ни казалась жестокой. Он обязан принять то, что с ним произошло, должен переносить страдания, не жалуясь и никого не виня.

Дилан не стал навещать своих тетушек, потому что был не в силах слушать их охи и ахи. Он рассчитал всех слуг, кроме двух сменявших друг друга сторожей и садовника, и велел хорошо запереть дом, гараж и ворота. Нашел нотариуса и передал право подписи на документах совету директоров фабрики, созданному после того, как умер его отец, а сам Дилан еще не вернулся в Канаду.

Потом он обошел те районы города, где сдавались недорогие меблированные комнаты. Дилан замотал шарфом нижнюю часть лица и надвинул на глаза шляпу, но все же многие люди шарахались от него, будто от прокаженного.

В одном из домов хозяйка сказала:

— Я готова сдать комнату за пять долларов в неделю, если только вы не станете никого приводить и не будете шуметь.

— Я поселюсь один. Друзей у меня нет. Я приму все условия, если вы, в свою очередь, согласитесь — разумеется, за отдельную плату — приносить мне книги из библиотеки и покупать продукты. Мне не очень хочется выходить на улицу.

— Конечно, сэр, — тихо проговорила хозяйка, разглядев его лицо. — Вы вернулись с войны?

— Да, — коротко ответил Дилан.

Поселившись в маленькой комнатушке, большую часть времени он лежал (просто так, потому что сна не было), иногда заставлял себя что-нибудь почитать. Он очень мало ел; фактически только для того, чтобы не умереть от голода. Дилан оставил мысли о пластической операции: ему казалось, что теперь в этом нет никакого смысла. Он общался только с хозяйкой, да и то лишь по делу. Он не желал никого видеть и не хотел, чтобы кто-нибудь видел его.

В эти же дни Миранда выдержала сложный, если не сказать судьбоносный разговор с родителями. Ей пришлось признаться, что она бросила жениха, и Колин Фишер сказал:

— Ты оставила человека в самый тяжелый период его жизни. Как ты могла так поступить!

— Он же не инвалид, за которым нужно ухаживать! — вторила Эбби. — К тому же теперь ему принадлежит вся фабрика!

— Да, — вставил отец, — раз у него есть деньги, он наверняка попытался бы сделать пластическую операцию.

Выслушав все это, Миранда взорвалась:

— А если операция не поможет? Я что, должна жить с чудовищем?! Представляю, что подумали бы люди, увидев нас вместе! Тогда бы все точно решили, будто я вышла за него из-за денег! Зачем он вернулся в Галифакс, на что он рассчитывал? Пусть бы он навсегда остался там, на этой проклятой войне!

— То есть ты полагаешь, лучше б его убили?

— Да, я думаю именно так!

— Значит, ты его не любила, — заметила Эбби, и ее дочь вскричала:

— Да, я его ненавижу! Так же, как и тебя! Мне надоело твое нытье! Ты вечно взваливала на меня свои вымышленные и вымученные страдания, желала, чтобы я была для тебя сиделкой! А теперь я должна стать нянькой и для него? Ты всегда мечтала выдать меня за денежный мешок, но я… я больше не намерена идти у тебя на поводу!

Пока Эбби ловила ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, Колин воскликнул:

— Как ты разговариваешь с матерью! Никто тебя не принуждал. Ты сама решила за него выйти.

— Будучи зависимой от вашего мнения, — отрезала Миранда. — Ты говоришь, что я бросила Дилана в трудную минуту? А кто из вас подумал обо мне?!

— Мы всегда думали о тебе, — заметил Колин, но это прозвучало неубедительно, и Миранда продолжала бросать обвинения в лицо своим родителям:

— Ты вечно пропадал в больнице! Тебя куда больше беспокоили твои пациенты, чем своя собственная семья! Вы заперли меня в этих душных комнатах, тогда как другие девушки ходили в кино и на танцы! Вы хотели построить свое будущее за мой счет! Вы мечтали меня продать, только этого не случится. Я ненавижу Галифакс, и я уеду отсюда! Я знаю, у нас есть родственники в Торонто. Я им напишу.

Эбби была совершенно убита, она до вечера проплакала в своей комнате, и Колин пытался ее утешить. Что касается Миранды, она ни о чем не жалела. Ни о чем и ни о ком. Этот разговор ознаменовал некий прорыв в будущее. Отныне она была свободна и могла сделать все, что вздумается.

Нелл была в восторге: Кермит приехал в отпуск! Открыв дверь и обнаружив его сидящим в комнате, она едва не закричала от радости.

Поднявшись со стула, он крепко прижал ее к себе. Нелл почудилось, что от его шинели пахнет сырой землей, свежим ветром и соленым морем.

— На войне я чаще всего вспоминал осенние клены и… твои волосы!

— А я тебя, всего тебя.

— Быть может, тебе тоже дадут отпуск, и ты проведешь эти дни со мной?

— Ты надолго?

— На неделю.

— Завтра спрошу на фабрике, смогут ли они меня отпустить.

— Скажи, что к тебе приехал жених. Прямо с фронта и всего на несколько дней.

Нелл посмотрела ему в глаза. Она не ослышалась? Прежде Кермит не называл себя ее женихом.

— Ты, наверное, хочешь есть? Сейчас я что-нибудь приготовлю.

— Да, я голоден, но не в этом смысле! — рассмеялся Кермит и принялся ее раздевать.

Как всегда, он не отличался нежностью, и все же Нелл было хорошо с ним, удивительно хорошо. Страсть нарастала, оглушала и захлестывала, пульсировала в жилах и волной разливалась по всему телу.

Когда Нелл встала, чтобы заняться ужином, Кермит сказал:

— Не одевайся, скоро я вновь тебя захочу. Подумать только, столько времени без женщины! Хотя зачастую на войне об этом просто некогда думать.

— Там очень страшно? — спросила Нелл.

— Бояться тоже некогда. Во время боя решение принимаешь как бы не ты, а что-то внутри тебя. Кажется, это называется инстинктом. У кого он силен, тот выживает; и, конечно, везение тоже играет роль. А вообще канадцы здорово отличились на этой войне! Наши ребята — настоящие герои.

Нелл разогрела суп из чечевицы, нарезала хлеб и колбасу. Кермит ел с большим аппетитом, попутно рассказывая, чем их кормили на фронте. Покончив с ужином, они с Нелл вновь занялись любовью.

Она заметила, что он сполна отдается страсти, совершенно не думая о последствиях. Удивительно, как она до сих пор не забеременела!

Нелл решила заставить себя вновь поговорить с ним об этом. У нее есть Аннели, и она не может заботиться о ребенке, тем более одна.

Выслушав ее опасения, Кермит сказал:

— Если выяснится, что ты ждешь ребенка, я на тебе женюсь. Я без того решил, что нам, надо пожениться; конечно, лучше не в спешке, а после войны. Но если ты забеременеешь, мы не станем медлить.