Читать книгу "Рапсодия - Джудит Гулд"

— Посмотри на себя! Ты же весь грязный!

— Я не стал мыться там. Не хотел тратить время. Сразу поехал домой.

— С кем же это ты так заговорился, что забыл про время?

— Один парень. Агент. Занимается делами музыкантов, исполнителей классической музыки. Манни Цнгельман.

— Агент…

— Да, мама, именно так. Агент.

— Да ты можешь иметь любого агента, какого только пожелаешь. Они все буквально ломятся в двери. Зачем тебе тратить время на этого Манни… как его там? Никогда о таком не слышала.

— Мне он понравился. Он мне очень понравился. Миша сел на кушетку, начал развязывать кроссовки.

— Прекрасно. Он тебе понравился. Очень хорошо. Но на твоем месте я бы не взяла такого человека в качеств своего представителя. Что-то я не заметила его имени в списке лучших агентов.

Она прошла к креслу напротив кушетки, села. Миша ответил с легкой гримасой:

— Я и не говорю, что он будет меня представлять. Просто он мне нравится. Молодой и жадный. Понимаешь, о чем я? Ему приходится зарабатывать на жизнь, пробиваться самому и все такое. Он не похож на всех прочих — пожилых, утомленных, скучных. Кажется, они и двигаются только потому, что так надо. Он не такой.

Соня почувствовала, как изнутри поднимается раздражение.

— Миша, Миша, кто тебе такое наговорил? Этот Манни?

— Никто. Все в музыкальном мире об этом знают.

— Послушай меня. Не предпринимай ничего сгоряча с этим Манни… как его там. Может быть, единственная его цель — ограбить тебя. Ты же знаешь, город кишит такими людьми. У тебя большое будущее. Этот… Манни почуял большие деньги. Вот и привязался к тебе.

— Мама… Все совсем не так. Успокойся, пожалуйста. Манни мне нравится просто как человек. И зовут его Манни Цигельман, а не «как его там». Я же не сказал, что собираюсь сделать его своим агентом.

— Напрямую не сказал. Но я тебя хорошо знаю, Миша Левин. Знаю, как ты любишь быть непохожим на других и как ты любишь помыкать другими. И еще знаю, что ты многое делаешь в спешке. Поэтому я говорю тебе…

— Мама! Да успокойся ты, ради Бога! Мы с Манни просто так встретились. Все!

— Ну все так все.

Ей не хотелось оставлять эту тему, но в то же время она сознавала, что давить нельзя. Миша может в гневе выбежать из комнаты и потом на какое-то время перестанет с ней разговаривать. Сегодня этого допускать нельзя. Сегодняшний концерт слишком важен для них.

— Послушай, — произнесла она наконец, — давай приводи себя в порядок. И не забудь, после концерта мы приглашены к Бунимам.

— Я знаю.

— Твоя одежда разложена у тебя в спальне. Отец уже одевается. Тебе надо только побриться и принять душ. О'кей?

— О'кей. — Он взял кроссовки, спортивную сумку и направился к лестнице, ведущей в его спальню. — Как ты думаешь, они не будут возражать, если я приведу пару друзей?

Соня взглянула на сына широко раскрытыми глазами, так, словно он внезапно лишился рассудка.

— Пару друзей?!

— Да, — небрежно ответил Миша. — Я пригласил Манни и сказал, что он может привести своего друга Сашу.

— Ты… ты пригласил этого… неизвестно кого на вечер к Бунимам?! Да еще с каким-то другом?! Ты что, совсем рассудок потерял?!

К Бунимам, подумать только! — Она драматическим жестом воздела руки к небу. — Я не могу поверить.

Миша уже начал подниматься по лестнице.

— Все будет нормально, мама. Они не будут возражать. Это же не официальный обед.

— Миша, мы должны вести себя с ними идеально, как ты не понимаешь! Они ждут от всех нас совершенства во всем. После всего, что они для нас сделали! Неужели ты не понимаешь?

— Я прекрасно все понимаю. Можешь не сомневаться.

Последние слова она услышала уже на расстоянии. Сын исчез. Она сидела в полной растерянности. Миша взбунтовался… Последние несколько месяцев он вообще на себя не похож. Нет, в основных своих проявлениях он все тот же ласковый и внимательный Миша. Радует учителей, без устали упражняется за роялем. Просто чудо-ребенок. Однако в последнее время в нем появилась какая-то раздражительность, неприступность, и это очень ее тревожило. Ей не хотелось это признавать, но перемена, произошедшая в сыне, обнаружила некоторые неприятные, несимпатичные черты его характера, такие, как надменность и высокомерие. Временами сын казался ей чужим человеком. И отцу тоже. Они с ним уже это обсуждали. Дмитрий как-то попытался поговорить об этом непосредственно с сыном, однако Миша просто-напросто оборвал отца и ушел от разговора. А ведь раньше Дмитрию казалось, что они с сыном могут говорить по душам на любую тему.

Они были для него хорошими родителями, они сделали все для того, чтобы он реализовал свои возможности. Может быть, они оказались слишком любящими родителями? Может быть, требовали от него слишком много? Ждали больше того, на что он способен? Нет, вряд ли. Он сам постоянно требовал большего. Поднимался на новые и новые высоты, никогда не удовлетворяясь достигнутым.

Семь лет назад, когда они только приехали в Нью-Йорк, Миша начал заниматься с одним из лучших учителей мира — Джоакимом Гессом. Занимался без устали. Он, кажется, даже напугал Гесса своим талантом и работоспособностью. В тесном сообществе исполнителей классической музыки моментально распространились слухи о том, что в городе появился новый вундеркинд. После первого публичного концерта Миша стал сенсацией. Его называли самым интересным, самым захватывающим пианистом. Эти восхваления, казалось, лишь побуждали его работать еще упорнее. В то время они собрались втроем, чтобы выработать наилучшую стратегию для развития его карьеры, и, как оказалось, поступили очень мудро. Без помощи агентов, продюсеров, консультантов и прочих Миша сам разработал план, который теперь, по прошествии времени, оказался просто гениальным.

— Я не буду участвовать ни в каких конкурсах, — решительно заявил он. — Ни имени Чайковского, ни Ван Клиберна.

— Но почему? — изумился Дмитрий. — Это же просто неслыханно! Растущие молодые пианисты вроде тебя обычно используют конкурсы для того, чтобы их имя стало известным, чтобы создать себе аудиторию и репутацию.

— Никаких конкурсов. И никаких дисков для продажи, по той же самой причине.

— Не выпускать диски на продажу?! Но это же самоубийство! — не выдержала Соня. — Ты думаешь, что говоришь? Ведь они же могут стать твоим главным источником дохода. И к тому же прославят тебя.

— Никаких записей. До поры до времени. И по той же самой причине, — продолжал он, словно не замечая недоумения родителей, — ближайшие два или три года я намерен давать публичные выступления лишь в исключительных случаях, перед очень небольшой аудиторией.

Он сел, глядя на отца и мать с лихорадочным блеском в глазах. Они ничего не могли понять. Он вскочил на ноги, начал расхаживать по комнате.