Читать книгу "Вторая Нина - Лидия Чарская"

Ах, как это было бы хорошо! Умница Андро сумел бы, конечно, найти нужные слова, чтобы убедить бабушку. Андро лучше многих знал мою вольнолюбивую натуру и почти всегда принимал мою сторону…

Но всадник, скакавший во весь опор, приближался, и скоро мне пришлось разувериться в своем, слишком заманчивом предположении. Когда путник поровнялся с башней, я разочарованно вздохнула.

Это был Доуров… Опять Доуров!

— Его не впустят. Вот увидишь, не впустят, — говорила я убежденно, обернувшись к Гуль-Гуль в то время, как всадник подскакал к воротам замка.

Но каково же было мое изумление, когда, после продолжительных переговоров со старым Николаем, ворота замка распахнулись настежь, и Доуров въехал во двор.

А через час на лестнице раздались тяжелые шаги великанши, и Гуль-Гуль едва-едва успела скрыться в своей каморке, когда немая появилась на пороге.

Она неистово мычала, хватая меня за руки и указывая куда-то вниз своим огромным пальцем.

Я решила покориться и последовала за ней. Она привела меня сначала в мою комнату, помогла умыться и одеться в одно из платьев, доставленных сюда с арбой, и повела меня к бабушке.

Старая княгиня Джаваха сидела в кресле, держась прямо и торжественно, и, похоже, поджидала меня.

— А где же Доуров? — поинтересовалась я. — Мне показалось, что я видела его из окна башни.

— Ты не ошиблась. Сергей Владимирович Доуров здесь, и ты его увидишь через несколько минут. А пока выслушай то, что я скажу тебе. Будь внимательна.

— Я охотно слушаю вас, бабушка, — поторопилась ответить я, решив покоряться до времени всем причудам этой странной старухи.

— Я не сомневаюсь в этом, — сухо уронила она, — потому что самый маленький ребенок должен понимать тех, кто делает ему добро. А ты далеко не ребенок, Нина, тебе скоро шестнадцать лет, ты уже взрослая барышня. Другие в твои годы здесь, на Кавказе, давно замужем.

— Я никогда не выйду замуж, бабушка, — прервав ее речь, воскликнула я пылко.

Она пристально посмотрела на меня, и губы ее скривились в неприятной гримасе.

— Тебя не спрашивают об этом, — сухо возразила она. — Как ты думаешь, — внезапно переменила тему разговора бабушка, — приятно мне было убедиться в том, что в мой тихий замок, вместо ожидаемой почтительной и благонравной барышни, ворвался дикий, непослушный, отчаянный мальчишка-джигит, на которого не действует ни доброе слово, ни наказание! Этот мальчишка остается тем же разбойником, тем же дикарем и нарушает спокойствие моего мирного жилья! Нечего сказать, приятную услугу оказал мне покойный племянник, поручив тебя моей опеке!

— А вы отказались бы от опеки, бабушка! — дерзко и весело взглянув в глаза старухи, предложила я, — отдали бы меня князю Андро. Право, он охотно приютил бы меня.

— Глупая девчонка! — сердито отозвалась княгиня, — ты не понимаешь, что молоденькой барышне неприлично жить в квартире чужого холостого офицера.

— Князь Андро — брат мой! — горячо воскликнула я, — а не чужой. Я люблю его больше всех в мире, после Люды, и считаю себя его сестрой.

— Мало ли что ты считаешь, глупая! — прервала меня бабушка, — надо, чтобы люди думали так. А люди так думать не будут. Значит, для тебя надо выбрать нечто иное. И я выбрала. У Сергея Владимировича Доурова есть прелестное поместье в Гурии, где живет его мать, бывшая фрейлина покойной русской царицы. Там же живут и его взрослые сестры, прекрасно воспитанные барышни, и там поселишься ты до тех пор… ну, до тех пор, словом, пока не станешь его женой.

— Женой? Чьей женой? Доурова? Вы шутите, верно, бабушка? Никогда…

— Молчать! — сурово прикрикнула старуха. — Молчать! Не сметь непочтительно говорить со мной! Вздор! Раз я говорю, что это будет так, то так оно и будет. Глупое дитя, ты не понимаешь своей пользы. Сергей Владимирович Доуров делает честь тебе, — дикой, невоспитанной провинциалке, предлагая себя в мужья. Он служил прежде в блестящем полку в столице, он уважаем в своем кругу, он самый блестящий офицер из всего Гори, Мцхета и даже Тифлиса, и тебе нечего раздумывать. Ты будешь его женой! Да, будешь, я уже дала ему слово.

— Ну, вот и отлично! — расхохоталась я, не совсем, впрочем, естественным смехом, — вот и отлично — выходите за него сами, бабушка, если он вам так нравится.

— Дерзкая! — закричала княгиня вне себя, — как ты смеешь? — однако тотчас спохватилась и продолжала подчеркнуто спокойно и веско, — ну, довольно слов и пререканий, как я сказала — так и будет. Завтра на заре ты поедешь с Сергеем Владимировичем Доуровым в его поместье, где получишь светское воспитание в его семье. А сейчас ты сможешь сама сказать Сергею Владимировичу, что согласна на его предложение.

С этими словами бабушка встала с кресла и величественно поплыла к двери.

Я осталась одна. Я была ошеломлена, уничтожена, убита. Ничего подобного я и представить себе не могла. Дело оборачивалось гораздо серьезнее, нежели я ожидала.

Завтра на заре меня отвезут в Гурию, в поместье ненавистного Доурова, к его чопорной матери и кривлякам-сестрам и… и я никогда не увижу ни милой Люды, ни дорогого Андро, ни чудных гор и бездн Бестуди, ни обоих старых дедушек… Никогда! Никогда!

Я упала головой на стол, сжала виски ладонями и невольно застонала сквозь стиснутые зубы.

— Что с вами? Вы плачете, милая княжна? — послышался надо мной вкрадчивый голос.

Я вскочила, подняла голову и отступила назад, дрожа от ненависти и отвращения.

Предо мной стоял Доуров, спокойный, холеный Доуров, человек, которого, судя по всему, не слишком интересовало мое нетерпимое отношение к нему.

— А-а, это вы? — скорее прошипела, нежели произнесла я, задыхаясь от волнения, — так вот вы какой! Вот вы…

Я захлебывалась. Я не находила подходящих слов для выражения негодования. И вдруг меня осенило…

— Слушайте, Доуров! — крикнула я неестественно звонким голосом, — сколько вы возьмете отступного из тех сумм, которые завещаны мне покойным князем, — сколько денег должна я назначить вам в пешкеш, чтобы вы оставили меня в покое?

Он вздрогнул, как под ударом хлыста. Выпрямился во весь рост и побледнел, как полотно. Оскорбление, брошенное мной, казалось, и ему было не под силу. Но в мгновение ока Доуров поборол свои чувства. Его пухлые пальцы с отполированными розовыми ногтями легли на мою руку.

— Напрасно вы такого дурного мнения обо мне, княжна Нина, — произнес он наигранно печальным голосом, — я искренно люблю вас!

— Уйдите! — закричала я не своим голосом, — не смейте трогать моей руки, не смейте говорить мне явную ложь. Вы не говорили бы так, если бы я не была самой богатой невестой в Гори!

— Нина! Нина! — театрально восклицал он, красивым жестом взявшись за голову.

Доуров все еще удерживал мою руку. Надо полагать, прикосновение самого гадкого пресмыкающегося не могло вызвать той гадливости, какую испытывала я. Я ненавидела в бывшем адъютанте отца все, решительно все: и эти лощенные ногти, и самодовольное лицо, и рассчитанные на эффект речи. С ненавистью вырвала я свою руку и крикнула, почти в упор приблизив свое пылающее лицо к его противной, самодовольной, упитанной физиономии: