Читать книгу "Убить Бин Ладена - Олег Якубов"

Среди солдат, которые вскоре поняли, какой именно «интернациональный долг» они здесь выполняют, но так и не сумевших понять, за что и за кого они ежедневно гибнут и теряют собственное здоровье, зрело глухое, а иногда, прорываясь, и явное недовольство. В войсках началось пьянство, на папиросы, забитые солдатами местным гашишем, офицеры попросту перестали обращать внимание.

Правительство Бабрака Кармаля, возглавившего, по решению Москвы, Высший революционный совет Афганистана, было инертным и беспомощным. Даже набиравший политическую силу и ставший впоследствии президентом Мохаммад Наджибулла, который до конца 1979 года укрывался от гнева шаха Амина в СССР, все свои действия согласовывал с советскими советниками — «мушаверами». По сути дела к каждому афганскому руководителю, к командирам всех подразделений регулярной армии был прикреплен советский советник.

Особенно выделялся среди «мушаверов» Евгений Полинчук. Его кабинет находился на первом этаже здания НДПА — народно-демократической партии Афганистана, в том же самом крыле, которое занимал Бабрак Кармаль, а впоследствии «доктор Наджиб», как афганцы предпочитали называть бывшего борца и азартного любителя конных скачек Наджибуллу. Возглавив национальную службу информации (ХАД) — «наше афганское КГБ», как любил повторять Наджибулла, он рассчитывал прибрать к рукам все бразды управления страной, но очень быстро понял тщетность своих попыток, терпеливо дожидался, когда его усилия оценит «старший русский брат», и вполне смирился с ролью марионетки. Так же, как впрочем, смирился с этой малопочтенной миссией и Бабрак Кармаль. Впрочем, Кармаль личную проблему решил весьма своеобразно. В недолгую свою бытность послом Афганистана в Чехословакии, он пристрастился к неповторимому чешскому пиву, у советских друзей научился запивать этим дивным напитком ледяную «Столичную» водочку и за этим занятием день проходил незаметно. Кармаль долгому пребыванию в родной, но такой неспокойной стране, предпочитал командировки в Москву, где после непродолжительных, но частых переговоров, вернее наставлений и поучений, проводил время по собственному усмотрению и к собственному удовольствию.

Тем временем сбывались худшие из прогнозов противников этой бессмысленной, но от того не ставшей менее жестокой войны — она затягивалась год от года, и потери уже исчислялись десятками тысяч людей. Войну проклинали по обеим сторонам реки Аму-Дарьи, и в Советском Союзе и в самых отдаленных кишлаках Афганистана, граничащих с Пакистаном. Но ни та, ни другая сторона, казалось, уже не может вырваться из этого смертоносного водоворота.

За эти годы мулла Закир Бен-Нурлан стал известен многим муджахиддинам. Его проповеди отличались особой глубиной и в то же время были доступны пониманию любого, даже самого необразованного землепашца. И хотя ему, по необходимости, приходилось частенько произносить в своих проповедях бесчеловечные постулаты исламистов, типа: «Долг каждого афганца защищать от неверных свою родину — Афганистан и свою веру — священный ислам. Во имя Аллаха долгом каждого правоверного мусульманина является священная война — джихад, для этого ему следует идти и убивать неверных, только тогда душа его сможет войти во врата рая», он умел найти и такие слова, которые доходили до сердца каждого. Не без основания поговаривали прихожане мечетей, что уважаемый мулла и в бою от пуль не гнется и за спины других не прячется. А с его меткостью стрелка мало кто может соперничать. Ценили Закира Бен-Нурлана и в руководстве повстанческого движения. Здесь отдавали должное стратегическому мышлению муллы и даже журили, что столь уважаемый и досточтимый человек неоправданно рискует собой, отправляясь в бой, как рядовой муджахид. В таких случаях он отвечал с пафосом, здесь это было вполне уместно:

— Долг любого правоверного, а муллы в особенности — спасти своего единоверца. Я выполняю волю Аллаха и поступать иначе не могу. «Да-да, уважаемый, — отвечали ему, мы понимаем, что Аллах наделил вас особой силой и то, что делаете вы, не может сделать никто иной».

Закир и в самом деле практически в каждом бою спасал от неминуемой смерти несколько человек, не раз под обстрелом выносил раненых с поля боя. Это принесло ему ни с чем не сравнимую славу и авторитет, с другой стороны никому не приходило и мысли в голову поинтересоваться у муллы, а сколько неверных отправил он на тот свет собственными руками. Да и осмелься спросить его кто об этом, наглеца наверняка бы заставили замолчать тотчас, надавав еще и тумаков в придачу.

Довольно редко, но все же удавалось Закиру бывать и в Кабуле. С надежными документами он мог не опасаться проверки советского патруля. В центре афганской столицы, на разбомбленной улице Шеринау, он еще в самом начале своего пребывания в воюющей стране встретил того, кого узнал бы, несмотря на самый искусный грим — Галя.

… Кабул находится в долине меж гор Шердаваза и Асамаи, окруженный холмами Гиндукуша и хребтами Паропамиза. Ровно в девятнадцать часов, как говорят военные, или в семь вечера, как предпочитают выражаться штатские, ежедневно, с поразительной пунктуальностью, со всех окрестных холмов, хребтов и просто возвышенностей на Кабул сыпались снаряды. В домах и отелях города без пяти семь люди открывали окна и стеклянные балконные двери, чтобы не посыпались от взрывной волны осколки, и обреченно ждали окончания очередного обстрела. Попасть снарядом в центр города у муджихиддинов считалось особой доблестью, поэтому улице Шеринау доставалось больше всех других. От тротуаров и проезжей части не осталось даже воспоминаний — сплошные рытвины, воронки. И все же, когда обстрел затихал, открывались лавки и магазинчики мелких торговцев, только тусклый свет керосиновых ламп их заведений и освещал улицу, если это блеклое мерцание можно было назвать освещением. В лавке, куда зашел Закир, неброско одетый афганец рассматривал товар. Купив бутылку воды, мулла вышел и, не спеша, направился вдоль Шеринау. Через несколько минут с ним поравнялся Галь. Только по блеску глаз можно было бы догадаться, как рады друзья этой долгожданной встрече. Но кто сумеет разглядеть глаза двух человек, о чем-то не спеша беседующих на темной улице. А они не могли себе позволить не то чтобы крепко обняться, но даже и обменяться рукопожатием.

Сдерживая волнение от встречи, Галь лаконично передавал задание Центра:

— Твоя основная цель — приблизиться к шаху Максуду, стать его доверенным лицом. В центре понимают всю сложность этой задачи, но надеются на тебя. Ты, кстати, уже встречался с ним?

— Всего несколько раз, да и то мельком. Последний раз он приезжал с каким-то Бин Ладеном, про которого рассказывают, что он проявил чудеса героизма в боях под Джалал-Абадом. Еще рассказывают о его сказочном богатстве, который он сейчас тратит на оружие и на подготовку боевиков-повстанцев.

— Нам уже известен этот господин. Похоже, он действительно богат, но особого интереса не представляет. Сын миллионера, разбогатевшего на строительстве дорог в США и Саудовской Аравии, похоже, ищет способы, как помочь папе избавиться от лишнего десятка миллионов. Смутно поговаривают о том, что Усама связан с ЦРУ, но информация непроверенная. Кое-кто считает, что он вообще сам распространяет слух и о своих контактах с ЦРУ, дабы придать себе особую значимость. Одним словом, отнюдь не он объект твоего внимания. Твоя цель — шах Максуд, — повторил связной. — Следующая встреча через три недели в кишлаке Чор-Су, в известном тебе месте. Будет другой человек, ты его узнаешь. Но контактировать вам запрещено. Вы, максимум, можете поприветствовать друг друга. И никаких бесед. Он найдет возможность передать тебе шифровку. Ситуацию по передаче шифровки должен создать сам связной, ты ее ни в коем случае не инициируй. И вообще, береги себя, — добавил Галь голосом, вовсе не свойственным тональности деловых наставлений.