Читать книгу "Тойота-Креста - Михаил Тарковский"

– И что ты сказала?

– Я сказала, что ты очень любишь свою реку, и что твоя машина переводится как вершина горы, и что мне… не хватает… бинокля… и ещё, что меня всё устраивает. А Гришу вдвойне.

– Как это вдвойне?

– А так. Его очень устраивает. Что ты где-то там, совсем далеко, и мне никто не нужен, и он за меня спокоен.

– Может, мне поехать в Японию? Чтоб его совсем успокоить? Сесть на кавасачку и уехать в Немуро…

– Что такое… кавасачка? – быстро переспросила Маша.

– Такой катер с дизелем…

– Она хорошая? Ты мне купишь… кавасачку?

– Да. Когда мы снимем фильм…

– Какой фильм? Мы уже снимали фильм…

– Ты не помнишь? Фильм… где все стали другими… Ты не представляешь, как там могло бы… быть всё интересно… Я даже знаю, как он начинается.

– И как он начинается?

– Он начинается так. Засыпанное снегом лобовое стекло, включаются дворники и открывают лицо главного героя. Он везёт машину откуда-нибудь совсем с острова… Почти с того места, где они водятся. На пароходе. Со знакомыми рыбаками. По пути их арестовывает пограничный катер, потому что у них полные трюма…

– Трюмы.

– Трюма…

– Хорошо, трюма…

– Хорошо, трюмы… незаконного гребешка. Их ведёт конвой, а они берут и просто-напросто топят свой пароход там или шхуну… Вместе с гребешком и машиной… Просто дурят этих погранцов. И его машина тоже тонет. В прозрачной сине-зелёноватой воде… Белая машина… Очень красивая… Так начинается фильм… И тогда непотопляемый хозяин шхуны добывает ему по-настоящему отличную машину. Потому что, как ты знаешь, у любого хорошего дела трудное начало… А дальше они привозят её на материк, и он едет на ней через всю страну. К той девушке… Если бы кто-то занялся этим фильмом, я бы помог… Я действительно много знаю… Надо как-то попытаться… Тогда бы у нас… всё и решилось… с кавасачкой…

– Это очень сложно…

– Это очень интересная работа.

– Работа – это работа. Она не может быть интересной. Это детский сад какой-то. Вы как дети. Даже твой Михалыч. Я очень хочу, чтобы ты посмотрел на жизнь по-взрослому… и на наш город особенно.

– Ты знаешь… я уже не могу на него смотреть. Я наловил зайцев. В вашем городе…

– Ты… работаешь контролёром?

– Маша, так говорят, когда варят сваркой. Бывает, заденешь электродом за железо или из-за щитка выглянешь не вовремя… и это называется схватить зайца.

– И ты схватил зайца?

– Я схватил зайца в твоём городе. В какой-то момент у меня правда настало… какая-то усталость и ослепление, сухое, едкое… и самое плохое, что какая-то привычка к этой едкости появляется, и даже начинает казаться, что она почти нужна. Потому что у вас очень трудный город…

– Потому что ни на что не надо смотреть без щитка.

– Даже на тебя?

– Даже на меня. На меня особенно. Да. А я рада.

– Чему ты рада?

– Наконец-то у нас появилось что-то общее. У нас у обоих не в порядке с глазами. И поэтому нам пора обменяться подарками. Я подарю тебе щиток, а ты мне… бинокль. Я хорошая?

– Ты самая лучшая.

– А что там было дальше? Или тебя всегда интересует только начало? Ты мне расскажешь? Только потом… Сейчас я буду спать…

– Я расскажу…

* * *

Утром Женя нашёл в ящике письмо от Насти:

«Дорогой Женя! Я не жду ответа на своё письмо. И ты можешь прочитать его полностью, можешь дочитать до половины или вообще не читать и сразу выбросить в окошко. К сожалению, память не письмо, и её в окошко не выбросишь, поэтому я и пишу.

Я тут вспомнила, как мы с тобой ехали в Кызыл на твоей «хонде» («Какой «хонде»?!» – фыркнул Женя) к моей тётке. Я снова пережила эту дорогу и удивилась, что не сумела увидеть всего того, что мне тогда было открыто. Когда я это поняла, я чуть не умерла… И я долго сомневалась, говорить ли тебе – выдержишь ли ты или нет то, что я хочу сказать. Я всегда считала, что тебя надо беречь от этого, но потом подумала, что никогда не прощу себе, если не расскажу, хотя не уверена, что ты готов воспринять то, о чём я хочу сказать. И что это тебе действительно нужно. («Да что ж такое! Невозможно…» – Женя покачал головой.) Но, я думаю, ты взрослый человек и в состоянии сделать правильные выводы. Так вот, мы ехали с тобой в Кызыл к тёте Лиде (у меня две тётки, одна в Кызыле, другая в Козульке…), и ты очень хорошо рассказывал про места, которые мы проезжали, а когда поднялись на Ойский перевал, у меня перехватило дух. Я посмотрела на твоё лицо: ты так верил в меня, так ждал, что я увижу эту красоту, высоту… И мне стало так больно за тебя. Я вдруг подумала, что наверняка многие люди не понимают твоей дороги, твоего рассказа. Я только тогда узнала, как ты переживаешь её, как выстраиваешь, как даже музыку специально подбираешь под повороты и перевалы… Иначе бы почему наш разговор всё нарастал, становился всё, что ли, высотней (во завернула!) с каждым подъёмом? Когда до меня это дошло, я уже перестала смотреть на дорогу и переживала только за тебя.

Как, должно быть, по-разному ты открываешь то, что видел десятки раз. Я бы даже сравнила тебя с артистом в театре, если бы не было в тебе ещё какого-то покоя, какой-то мудрости. Мне всегда казалось, что ты знаешь о жизни что-то такое, от чего тебе и трудно, и счастливо, и что от большинства людей тебя отличает какая-то врождённая благодарность.

Я сейчас на работе и сама оформляю это письмо. В этом есть что-то странное. Трудно выразить это ощущение, но я уверена, ты понимаешь, о чём я говорю… Хотя, если честно, в моей работе мало странного, и часто она кажется мне постылой и скучной, но я говорю себе: терпи – ведь ты отвечаешь за письма, которые связывают людей и их судьбы. Я вдруг поняла, что мы с тобой очень похожи. Что своей белой машиной ты, как иглой, сшиваешь куски нашей земли. Ты как ветер, дующий из области повышенного давления в область пониженного. Давления разлук, обстоятельств, всего того, что гонит людей из одного края в другой, всего того, что ты так честно делишь со своими… хотела сказать пассажирами, а скажу попутчиками. Хорошее слово. От слова путь.

(Женя больше не фыркал и читал всё внимательней.)

Давно известно, что каждый выбирает путь по силам, и испытаний посылается ровно столько, сколько ты можешь выдержать… И я не знаю, готов ли ты воспринять то, что я тебе скажу дальше, но сказать я должна… Женя! Последнее время ты стараешься поделить свою душу на слишком много километров, и мне кажется, что тебя может не хватить. В пространстве надо искать покой, а не гонку. И вообще, там ли ты ищешь? И думал ли ты о том, что в человеке, который тебя понимает, может быть такая бесконечность, что не сравнится с самой прекрасной дорогой? И ты не представляешь, как это интересно…

И ещё… Большинство людей считают, что всё это умение жить очень по-взрослому, но на самом деле они как дети. Потому что совершенно не понимают и не хотят знать, что будет дальше. Они ничего не хотят сделать для этой Земли, они ничему не учатся ни у неё, ни тем более у неба, а только кормятся с руки у таких же, как они, и чувствуют себя прекрасно.