Читать книгу "Попугай в медвежьей берлоге - Максим Матковский"

– Прости, если сможешь…

Внезапно меня всего начало трясти, дыхание сбилось, а лоб покрылся холодной испариной. Почему только сейчас я припомнил ее слова? Прости, если сможешь? Прости за что?! Какого черта? Или она была так пьяна, что не соображала, что мелет? Может, она сказала это в бреду и фраза вовсе не была адресована мне?

– Что с вами? – спросил доктор.

– У меня очень плохое предчувствие…

– Не волнуйтесь, – успокоил меня доктор и усадил на кушетку.

– Доктор, можно вам кое-что рассказать? – спросил я.

– Ладно, – неохотно согласился он, и, лежа на кушетке, я выложил ему всю историю с потрохами. Он внимательно выслушал и сказал:

– Повтори, что она тебе сказала?

– Она сказала мне: прости, если сможешь…

– Хм, действительно, странная фраза, очень странная… может, она вас укусила случайно или причинила боль?

– Нет…

– Может, она вам плохие оценки ставила или из класса выгоняла? Или ругала?

– Нет, – ответил я. – Она ставила мне только пятерки.

– Хм, действительно странно. Вот же женщины, черт их разберешь, можно с ума сойти, пытаясь понять, что женщины имеют в виду. Говорят они одно, а подразумевают другое. Аузу би лля![21]

Глава 27

Следующих четыре дня я провел в бреду. Мне было плевать на работу, плевать на директора и его крики, он водил меня за собой на поводке по станции, знакомил с арабскими специалистами и специалистами из России, мы шатались по кабинетам, мы прошли сотни кабинетов, где я чисто машинально открывал рот, потому что люди требовали от меня открывать рот. Возвращаясь домой, я не покупал ни еды, ни питья, воду я пил из крана и ложился спать. Ребята пытались понять, что со мной происходит, они списывали мою молчаливость и крайне удрученное состояние на акклиматизацию. Они зазывали пойти прогуляться, выпить и поиграть в карты. Я лишь мотал головой и говорил, что очень устал и хочу спать. Кроме как об учительнице пения и о злосчастной ночи в школьной гардеробной, я больше ни о чем не мог думать. Краски жизни померкли, ничто не имело значения. Обреченно я ждал звонка из госпиталя, ждал утром, ночью и днем, я практически не спал, а если засыпал, то мне снилась учительница пения и одноклассник Дима, мы втроем были в подсобке, Дима указывал мне, как надо двигаться, что куда совать и за что дергать. Безумная учительница пения же просто хохотала. Я вспоминал школьные сплетни, поговаривали, будто она крутила шуры-муры с физруком, и с завучем, и с трудовиком, и с учителем черчения, и даже с директором, и с кем она только не крутила свои шуры-муры. Да она на каждом уроке садилась на стол и раздвигала ноги, чтобы ученики могли полюбоваться ее розовыми трусиками.

На второй день после посещения госпиталя в комнату зашел Андрей Павлович и, глядя на меня сверху вниз, соболезнующе покачал головой:

– Совсем худо пацану, может, тебе к врачу? Да, тебя надо врачу показать… ты не отравился? На, поешь хоть немного.

Он протянул мне тарелку с картофельным пюре и куриной котлетой, но я отказался. Потом пришел пьяненький Денис и засыпал меня пошлыми анекдотами, от которых мне вовсе не хотелось смеяться. Денис сказал, что ему такой сосед грустный не нужен. «И вообще, если ты живешь со мной, то жить надо дружно. А ты разговаривать не хочешь и ни черта не хочешь, ты меня не уважаешь, да?»

Приходили Сашка с Валиком, и лысый Николай Сергеевич тоже приходил. Они говорили, что поначалу тоже тосковали и что действительно в этой дыре можно спиться и повеситься, но ты не переживай, привыкнешь. Так говорили они. И, слава богу, им надоело меня утешать, их начала злить моя депрессия, и они отстали. А как только они отстали, приехал директор с пачкой документов.

– Значит, так, мудак, – сказал директор. – Вставай и работай. Некогда лежать, понятно? Вот, смотри, много дел: вот тебе на перевод протокол проверки контактора переключающего устройства, вот тебе протокол проверки схем заземления трансформатора, вот тебе выводы по состоянию главной изоляции, вот тебе данные электрических измерений, вот тебе протоколы демонтажа разбрызгивателей масла и наружного контура нагрева, вот тебе демонтаж термопар, вот тебе все фазы смещения реек барьерной изоляции, вот тебе состояние запрессовки магнитопровода согласно требованиям программы ремонта, и еще держи протоколы расширенного физико-химического и хроматографического анализа масла из бака трансформатора и вводов, и на тебе ревизию дегазационной установки, и вот держи ревизию вакуумных насосов… Ну что? Хватит на сегодня? Мне перевод наутро нужен, уяснил?

Он слюнявил палец и бросал листки прямо на пол, мне пришлось сползти с кровати и собрать их в стопку. Только директор ушел, в зале зазвонил телефон, гогот ребят мигом стих, и трубку взял Сашка.

– Просят мистера Матковского к телефону! – крикнул Сашка.

Сердце мое опустилось в желудок, ноги стали ватными, а печень запрыгала, как кузнечик по зеленому лугу. Я сглотнул, и еще раз сглотнул, и снова сглотнул.

– Эй! Мутаржим[22]! – крикнули из зала.

С первого раза мне не удалось взять трубку, она выпала из дрожащей руки.

Валик поднял трубку и приставил к моему уху.

– Алло? – тихо сказал я.

Специалисты надулись, как жабы, они из кожи вон лезли, чтоб не заржать, до того жалко и смехотворно я выглядел.

– Масауль хейр[23], – сказал доктор. – Мистер Матковский?

– Не мистер. Просто Матковский…

– Хочу вам сообщить, что…

– У меня СПИД, да?

– Я рассказал вашу историю про учительницу пения своим коллегам. Они тоже не понимают, что училка имела в виду.

– Значит, СПИД, – сказал я и кинул трубку.

– Что такое? – взволновались ребята.

– У меня СПИД, – ответил я и пошел в комнату, чтоб собрать вещи и свалить из страны к чертовой матери.

– Боже!

– Не может быть! – всполошились ребята.

– Часто бывают ошибки в результатах, – сказал лысый Николай Сергеевич. – Я же инженер-испытатель, знаю…

– Надо еще раз сдать анализы! – сказал Сашка.

Телефон снова позвонил.

– Эй, тут опять тебя просят!

На этот раз я уверенно взял трубку и гаркнул:

– Ну, что такое?

– Нет у вас никакого СПИДА, садики[24], не переживайте, спите спокойно, результат – ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ! И училку из головы выкиньте, женщины сдуру еще и не такое болтают! Аузу би лля!