Читать книгу "Мнемозина, или Алиби троеженца - Игорь Соколов"

И действительно, почему, полюбив свою Мнемозину, я лишился чувства реальности, и когда это чувство реальности стало опять возвращаться ко мне?! Неужели вместе с Верой в чулане?! Или в тот самый момент, когда мне пришлось затыкать ей рот подушкой?!

И почему человек кричит или плачет во время оргазма?! Неужели ощущение счастья столь невыносимо?! А если невыносимо, то почему он так стремится к нему?! Неужели только для того, чтобы придать своему смертному телу бессмертный характер?!

Почему я в конце концов бросил свою работу, перестал общаться с близкими мне людьми, и весь отдался безумному оптимизму: жить, забывая себя, и забывая про все?!

Все эти вопросы очень часто не ко времени, и ни к месту появлялись в моей больной голове, например, в чулане с Верой, где мы закрывались в очередной раз, и куда уже было подведено мощное освещение с вентиляцией.

Вера посадила меня перед собой на маленький диванчик и, как всегда, быстро обнажила свое юное тело, но я вместо того, чтобы жадно набрасываться на нее, стал прежадно и преотвратительно жевать бутерброд с колбасой, который зачем-то прихватил с собой из кухни, увлеченно отвечая сам про себя на собственные же вопросы.

В это время я так увлекся своим раздумием, что даже не заметил, как быстро разделась Вера.

– Чтой-то вы задумчивый какой-то сегодня, али упали откуда-то вниз головкой, – с сочувственным вниманием улыбнулась мне Вера, и, целуя мои блестящие от жира руки, расстегнула ширинку на брюках, мгновенно обхватила мой фаллос губами, тут же заглатывая его целиком.

Все вопросы одним махом исчезли из моей головы, как будто их сдуло ураганным ветром.

Вот так, безумная юность лишила рассудительную старость ее философской невинности.

А, выражаясь поточнее, Вера отымела меня с такой бешеной скоростью, что всякое упоминание о смысле бытия выглядело бы просто неприличным в атмосфере нашего с ней совокупления, но именно в эту секунду я почувствовал угрызения совести.

Совесть раздела меня до душевной боли, она оголила мое сердце, и выбросила мне на глаза собственную душу, душу как вещь ненужную мне самому, душу, ведущую вниз, в безысходную тьму…

– Что я наделал, ведь я же люблю свою Мнемозину, – плакал я, минутой позже, повторяя одну и ту же фразу.

– Так никто и не собирается отнимать у тебя твою Мнемозину, – обиделась Вера, со злой усмешкой набрасывая на себя платье.

– Прости, – сжал я правую руку Веры, – но я действительно ее люблю!

– Так почему же тогда она вас так боится? – усмехнулась Вера, вырвав свою руку.

– Не знаю, – пробормотал я, тоже одеваясь, – в жизни всегда все так сложно и так запутано!

– Зато я знаю! – язвительно сощурилась Вера. – Она просто сумасшедшая, как и ее папаша с мамашей!

Что я мог сказать в ответ Вере, которая каждый день выносила судно из-под Елизаветы Петровны, вдруг уподобившейся канарейке, живущей в клетке?! Ничего!

Однако, слова Веры заставили меня серьезно задуматься над собственной жизнью.

Существование моей жены и ее родителей трагично, они спятили все и почти одновременно, как будто их кто-то и на самом деле заколдовал.

В какой-то степени я винил себя, думая, что, если бы не мои угрозы и шантаж, то Мнемозина бы никогда не стала моей женой, а так пережитая ею и ее родителями депрессия вызвала стойкую утрату их рассудка.

По всем признакам это было что-то вроде маниакально-депрессивного психоза, и все же мне явно была нужна помощь специалиста.

Таким специалистом стал мой давний друг Петр Петрович Мануйлов, Петя, с которым я много лет назад делил комнату на двоих в общежитии.

Конечно, время отдалило нас друг от друга, и уже несколько десятков лет я с ним не общался, но был вполне уверен, что если обращусь к нему за помощью, то обязательно ее получу.

О Пете я не раз слышал отзывы своих коллег, как о прекрасном специалисте в области психиатрии.

В настоящее время он возглавлял довольно известное и уважаемое лечебное учреждение, где лечились даже звезды нашего кинематографа, эстрады и политики, поэтому найти его рабочий телефон по телефонному справочнику было не сложно.

На следующий день я позвонил ему, и мы договорились с ним о встрече.

Петя очень взволнованно продиктовал мне свой адрес, а когда узнал, что мне понадобилась его помощь как специалиста, с ехидным смешком стал укорять меня за многолетнее отсутствие на его жизненном горизонте.

В ответ на эту несправедливую тираду я осторожно промолчал.

Увы, но мы в одинаковой степени позабыли друг друга. Из всех моих друзей самым близким мне человеком был только Борька Финкельсон.

Правда, надо еще добавить, что мы с ним жили на достаточно близком расстоянии друг от друга.

– Ну, ладно, приезжай, сукин ты сын! – развеселился Петя, с неожиданной теплотой отозвавшись о нашей предстоящей встрече.

Уже вечером этого же дня я переступил порог его дома.

О, Боже, как же он постарел, стал совсем лысым и морщинистым старичком, впрочем, я и сам выглядел не лучшим образом.

– Знакомься, это моя жена Сара, – представил мне свою жену Петя.

Сара была намного моложе меня и Пети, ей было около сорока лет, но все равно по сравнению с моей Мнемозиной она выглядела староватой теткой, а, попросту говоря, была по годам ровесницей матери Мнемозины.

Восприняв мою улыбку как выражение моего восхищения ею, Сара непозволительно крепко обняла меня и даже поцеловала в губы. От нее очень здорово пахло спиртным, из чего можно было сделать вывод, что Сара обладает болезненной тягой к алкоголю.

Вскоре Петя подтвердил мою догадку, рассказав, как Сара из пациентки, проходившей лечение в наркологическом отделении психиатрической клиники, превратилась в его жену.

Конечно, полностью, как я успел заметить, ее изменить не удалось, однако, хитрый Петя приучил пить Сару вместо водки сухое вино, которое в их доме было в предостаточном количестве.

Только в коридоре у них стояло три ящика «Бургундского» и два ящика лучших чилийских вин.

За столом Петя с Сарой часто целовались и вообще были очень милы, хотя и вызывали во мне глухое раздражение ввиду отсутствия собственных прелестей.

Огромная, как ничего не делающий и постоянно переедающий бегемот из зоосада, Сара почти вся утонула в складках бережно сохраняемого жира.

Маленький худенький Петя, напротив, напоминал собой ужасно сморщенного черепашонка, нечаянно вылезшего из собственного панциря!

И этот человек будет исследовать мою семью, и ставить ей какой-то диагноз! Бред! Вся жизнь похожа на бред! И с этим ничего не поделаешь. Слишком мало часов отпущено нам Богом! Когда тебе уже за шестьдесят, каждый Новый год напоминает танец святого Витта!