Читать книгу "В тени Восходящего солнца - Александр Куланов"

То, что следователь знал о самом факте ареста Юркевича во время службы во Владивостоке, неудивительно, и для этого от сотрудника НКВД не требовалось никаких усилий. В анкете последнего, заполненной, видимо, сразу после «взятия», записано: «В 1921 г. Приморским окружным судом приговорен к высылке из пределов Приморья. В 1934 г. арестовывался органами НКВД в обв. по ст. 58 п. 2,10 и II[114], после 4,5 месяца освобожден»[115]. Поэтому создается впечатление, что вопрос об аресте мерку-ловцами был задан только для того, чтобы уточнить, услышать от самого обвиняемого, что он служил у японцев. На эту мысль наводит и то обстоятельство, что следующий вопрос касался уже непосредственно обвинения в шпионаже. А между тем в той же анкете есть еще одна интересная запись — в графе «Служба в Красной армии» Юркевич сообщает: «В 1923 г. работал (неразборчиво) по линии Разведупра»[116].

«Разведупр» — это Разведывательное управление Красной армии, будущее IV управление Генерального штаба РККА, а затем ГРУ Генерального штаба Вооруженных сил СССР — та самая организация, к которой принадлежал и Василий Ощепков. Трофим Степанович Юркевич при заполнении анкеты честно и откровенно признался, что он был агентом советской военной разведки, но и это, похоже, не вызвало интереса следователей. Что ж, попробуем мы, хоть и с непростительным опозданием, разобраться, в чем тут дело.

М.Н. Лукашев, видевший во времена гласности в архиве ГРУ личные дела Василия Ощепкова, утверждает, что последний уже в 1919 году оказался связан с большевистским подпольем во Владивостоке именно через «своего старого, еще семинарского приятеля Трофима Юркевича, переводчика Главного штаба японских экспедиционных войск и нашего разведчика». Лукашев считает, что в дальнейшем Ощепков был завербован советской разведкой тоже «по рекомендации того же Юркевича, поручившегося за своего старого товарища»[117]. К сожалению, сегодня дело Ощепкова вновь недоступно для исследователей без погон, и мы можем для подтверждения или опровержения этой версии обратиться лишь к открытым материалам, но они, к счастью, есть. В частности, историк О.В. Шинин несколько раз упоминает нашего героя во вполне определенном контексте в своей работе «Большевистская “партийная” разведка в период существования в Приморской области буржуазных правительств (май 1921 г. — октябрь 1922 г.)”[118]. Автор статьи называет подпольщиков поименно (со ссылкой на архивы Дальнего Востока, УФСБ по Приморскому краю и по Омской области): “В число секретных сотрудников осведотдела[119]входили Надежда Семеновна Буторина (“Надя”), журналист Петр Сигизмундович Домбровский, машинистка Судебной палаты ВПП Алла Лукинична Слонова-Трубецкая (“Ж”), Дмитрий Васильевич Цой (“К”), Нина Андреевна Чукашева (“Нина”), Мечислав Карлович Шмидт (“Десятое”), сотрудник милицейско-инспекторского отдела (МИО) МВД ВПП И. Берг, служащий японской жандармерии Сергей Булановский (“Лидэ”), сотрудник штаба Дальневосточной армии подполковник Константин Павлович Новиков (“Орлов”), переводчик при главномштабе японских войск Трофим Степанович Юркевич (“Р”) и др. ...“Р” получал данные о настроениях в штабе японских войск и консульском корпусе, а также переводил статьи из японских газет»[120]. Возможно, к числу заслуг агента «Р» можно отнести вот это, например: «Наш агент, работающий в японштабе, сообщает, что японкомандование ищет предлога для ввода своих войск в Хабаровск, и поэтому предупреждает, что нужно быть осторожными в обращении с японмиссией, находящейся в Хабаровске...» или вот это (относительно позиции японцев на переговорах с ДВР в Дайрене в августе 1921 года): «Из имеющихся у нас документов, полученных из японских штабов, видно, что японцы считают правительство ДВР коммунистическим, а поэтому нежелательным для них, но все же намерены вести с ним переговоры, поддерживая одновременно антикоммунистические группировки. Если переговоры будут для них неблагоприятны, то они выдадут Приамурскому правительству оружие и дадут большую поддержку антикоммунистическим силам... Сообщите интересующие вас сведения, и мы будем их добывать». В августе 1921 года большевистская разведка в Приморье имела широкую сеть агентуры, благодаря которой в том числе «регулярно проводились выемки японских документов и их фотографирование... кроме того, были созданы условия для инспирирования необходимых сведений»[121]. Возможно...

Уверенное в успехе, в том числе основывающееся на данных своей разведки, красное подполье готовило восстание в октябре 1921 года против правительства Меркулова, но все оказалось не так-то просто. Не исключено, что среди самих подпольщиков находился глубоко законспирированный «крот» белогвардейцев. Заговор был раскрыт белой контрразведкой. В период с 10 по 20 октября по Владивостоку прокатилась волна арестов и казней подпольщиков. Всего в тюрьму попало более двухсот человек. Некоторые из них были утоплены или сожжены живьем в крематории — между прочим, первом в России и построенном японцами—первом японо-российском совместном предприятии. В числе прочих арестован был и Трофим Юркевич, следствие по делу которого шло с 17 октября по 22 ноября[122]. Приговор известен, и, возможно, его очевидная мягкость действительно объяснялась службой Юркевича в японском штабе, с которым меркуловское правительство не могло не считаться.

Куда отправился Трофим Степанович после приговора — неизвестно. Но, учитывая, что после разгрома подполья восстанавливать его деятельность было поручено тому самому Л.Я. Бурлакову, что примерно в это же время завербовал В.С. Ощепкова, похоже, что Приморский край Юркевич так и не покинул. Эту версию подтверждают и слова самого Юркевича из процитированного выше протокола допроса о том, что он находился на службе у японцев до августа 1922 года. Получается, что меркуловское правительство не торопилось преследовать переводчика из штаба японского экспедиционного корпуса, а он не спешил скрываться. В списке сотрудников партийной разведки, работавших в это время во Владивостоке, агент «Р» не значится, но из этого не следует, что Трофим Юркевич оставил подпольную деятельность. Как мы помним, например, у Ощеп-кова было несколько рабочих псевдонимов: Д.Д., Дядя, Монах, Японец. Сколько кличек было у Юркевича, мы не знаем. Известно только, что в августе 1922 года, с формированием в Приморье Земской рати и усилением белого террора, он все же предпочел отправиться домой, на Сахалин, полностью оккупированный в то время японскими войсками. Наконец, запись в следственном деле о работе на Разведупр в 1923 году — в то же самое время, когда у военной разведки Красной армии появился новый резидент Д.Д. на Сахалине — В.С. Ощепков, свидетельствует о том, что, начав преподавательскую работу в Восточном институте, Юркевич оставался связан с советскими спецслужбами.