Читать книгу "Проект "Повелитель" - Игорь Денисенко"

– У него ствол! Стойте! – заорал кто-то.

За стенкой бурно обсуждали, что со мной делать.

– Мочите его! Чего встали?!

– А если он детьми прикрылся?

Дальнейшего я не слышал, поскольку проснулись остальные дети и подняли такой визг, что я оглох напрочь. Киваю Ирке, мол, давай, подруга, двигай, шевели ножками. Но она вдруг отошла к детям и замотала головой.

– Я не пойду.

– Давай быстрее! Не бойся! Косой встретит!

– Да мне без разницы, косой или рябой, надоели вы мне все!

– Ну и хрен с тобой!

На улице раздается автоматная очередь. Прячу ствол за пояс и прыгаю в распахнутое окно.

* * *

Воспоминания о происходящем перемешались в моей голове, словно кто колоду перетасовал.

Вот Косой стреляет и орет: «Суки!» От случайной пули падает Светка. Мишка Ангел с перекошенным лицом дергает затвор, а патронов нет. Мы бежим, пригибаясь и поминутно оглядываясь, волоча за собой женщин. Они прикрывают уши ладонями, волосы спутались и растрепались на бегу. Узнав, что Луизы больше нет, Косой решает остаться и прикрыть наш отход. Бью Косого по морде и тащу за собой. Потом воспоминания кончились.

Серый рассвет настигает нас. Погоня отстала. Они не ожидали, что мы так вооружены.

Если б они знали, что ушли мы пустые, догнали бы непременно. С рассветом поднялся ветер. Он дул нам в спину, ворошил кучи мусора, кидался опавшей листвой. Вот и наступила холодная половина года, которую старый Хаймович упорно именовал зимой. Начавшиеся дожди однажды кончатся, придет засуха и пыльные бури, и если ты не запасся водой, то до начала следующих дождей можешь и не дожить.

На душе у Косого началась засуха, и я не знал, будет ли у него дождь. Он высох и помертвел. Перебитую пулей руку он, кажется, не замечал. Не замечал ни холодного ветра, ни сбитых в кровь пальцев, ни косого, хлеставшего за шиворот дождя, ни скользкой грязи под ногами. Он падал, поднимался и шел дальше, и снова падал, и снова поднимался. Мы шли рядом такие же, как Федор, полумертвые от усталости. Мишка тащился за нами, приволакивая правую ногу, беспрестанно морщась и шипя от боли. Марта с Леной растянули над собой куртку Косого, прикрывая ею головы и плечи от дождя.

До дедовского дома осталось с полкилометра. Но я уже знал, что первым делом, как придем, надо будет напоить Федора, стребовать с деда спиртное и напоить. Чтоб он напился и поплакал, а я молча посижу с ним. Надеюсь, тогда ему станет легче, и он хоть чуть-чуть оживет.

Последним на второй этаж втащили Мишку, идти он уже не мог. В его ботинке хлюпало, и это была не вода. Я дернул за потайной крючок, но дверь не открылась. И тогда рукояткой пистолета постучал. Хаймович открыл сразу, словно за дверью и стоял. Он пропустил меня с Мишкой на руках. Мишка всё кривился, а под конец, когда я неловко задел его ногой за ступеньку, заорал.

Дед зашикал на него:

– Тихо! Ребенка разбудишь!

Из спальни тихо, словно привидение, вышла Луиза. И Косой, распихивая всех, кинулся к ней и, подхватив на руки, хохотал как сумасшедший. А с глаз его двумя неиссякаемыми потоками падали капли дождя. В спальне кто-то разбуженный громко заплакал, тоже требуя к себе внимания.

* * *

Баклан не промахнулся – он и не собирался попадать. Кивнул Луизе, и она поняла. Притворилась мертвой и лежала, до крови прикусив губу, сдерживая крики. Как родила, не помнит, в себя пришла от криков ребенка. Тогда, собрав все силы, укутала ребенка и побрела к Хаймовичу. Моисей Хаймович, как бывалая повитуха, приступил к делу. В первую очередь нагрузил Шустрого, тот натаскал воды, нарезал тряпок на пеленки. Потом дед нагрел воды для гостей, помыл новорожденного, накормил мамашу и уложил обоих в постель. И к нашему приходу они уже успели поспать. Как выяснилось, Луиза пришла через час после нашего ухода, Шустрый хотел было бежать за нами, но старый не пустил. Было поздно, темно, и вряд ли Сергей бы нас нашел. А потом вряд ли бы мы нашли Сергея…

Нас как-то быстро сморило у печки, и мы вповалку завалились спать. На моем диване теперь спала Луиза с ребенком, на дедовской койке приютились женщины. Мужское население вело активную половую жизнь, т. е. легло на полу, побросав на доски ненужные вещи и ими же укрывшись.

Проснулся я от вздохов Ангела. Дед перебинтовывал ему ногу, протирая самогонкой. Косой с унылым видом наблюдал за процедурой.

– Хаймович, милый, хорош добро на говно переводить!..

– Сам ты говно! – обиделся Мишка.

– Да я говорю, что рана твоя и так заживет, а водки не будет, – оправдывался Федя.

– Когда тебе руку дед вправлял, ты чего-то водку не жалел?!

– Ну то рука, а то твое копыто, – улыбнулся Косой.

– Вам, молодые люди, просто несказанно повезло, что пули навылет прошли, и извлекать не пришлось. Мише, конечно, больше повезло, только мякоть задета. А тебе, Федор, с дощечками месяц ходить, как минимум. Лучевая кость перебита, пока не срастется, руку нагружать нельзя, а то еще криво срастется.

– Ему одной рукой кривей – не страшно, он и так косой, – вставил Миша.

– А ты у меня сейчас будешь одноглазым!

– Ша! Бродяги! – поднялся я на ноги. Меня в перестрелке Бог миловал, ни царапины. А сломанное ребро не в счет (угол крыши был не очень мягким). Все нормально, только дышать надо осторожно.

– Нам гостей надо ждать от Джокера и к их приходу гостинцев приготовить.

– Спи спокойно, Толстый, уже всё заряжено, – успокоил Косой.

– Когда это?

– Шустрый наш Сережка постарался.

– Ага.

Я собрался было отправиться по нужде, как меня остановил Федор:

– А кто это тебе куртку на спине так красиво располосовал?

– А? Я и забыл. Попросил Призрака ночи подсадить на крышу, вот он меня лапой и зацепил.

– Да ну? Правда, что ли? И как он выглядит?

– Как выглядит, не знаю, на то он и призрак, но упаси Боже вам с ним встречаться.

– Максим, твои раны надо срочно осмотреть и обработать, – встревожился Хаймович.

– Да дайте мне во двор сбегать, потом и поговорим, – не выдержал я.

– Давай, – согласился Миша, – у нас и без тебя есть кому под себя ходить.

– Как пацана-то назвать решили? – спросил я, переминаясь с ноги на ногу.

– Максим, – ответил Федя и почему-то засмущался.

– Хорошее имя, – ехидно вставил Ангел.

Но я уже бежал к дверям, поэтому подзатыльник ему отвесить не мог.

* * *

– А раны нагноились, однако, – заметил Хаймович, разглядывая мою спину. – Сережа!

– Что?

– Сбегай, подорожника принеси.