Читать книгу "Счастливо оставаться! - Татьяна Булатова"

– Да успокойтесь вы, женщины.

Разговор поддержал пожилой абхазец:

– Слу-у-ушай, – обратился он к Виктору. – Каки-и-ие шу-умные, да-а-а?!

– И не говори, дед!

– Иди сюда! – Абхазец махнул рукой отцу семейства. – Купи у меня табак. Не хочешь? Тогда чай купи! Иди сюда, нюхай.

Виктор махнул рукой и стал быстро спускаться вниз, отчего рюкзак на его спине начал мерно подпрыгивать.

– Ма-а-ама! – заголосила Маруся. – Папа уходит! Па-а-апа! Я с тобо-о-ой!

Машка бросила мать на съедение торговкам и ринулась вслед за Виктором, поскальзываясь в сланцах на гладких камнях монастырской тропы. Зафиксировав боковым зрением бегство дочери с поля рыночного боя, Тамара резко оборвала затянувшийся обмен репликами и зашагала вниз за своими.

Свои в этот момент прилипли к забору, за которым бродили изрядно плешивые куры и валялся черный щенок, вываливший прямо на землю свой розовый язык.

С животными здесь, в Абхазии, была просто беда. Коровы бродили прямо по дорогам и внешне напоминали больших собак, ищущих хозяина. Собаки бегали по тропическим зарослям и, завидев человека, даже не лаяли, видимо, опасаясь пинка в бок. Может быть, поэтому только у редких собачьих особей хвосты кольцами завивались вверх, а так все больше мотались между задними лапами. Все кошки, причем даже кормящиеся у пансионатской столовой, отличались исключительной худобой и вид имели довольно жалкий: мутные слезящиеся глаза, блеклая, свалявшаяся местами шерсть и обязательно какое-нибудь «ранение». Например, один из котов, облюбовавший столовское крыльцо, рожу имел перекошенную, а розовую губу – вывернутую: место для нижних клыков в его пасти пустовало.

– Это бойцовский кот! – безапелляционно заявил Виктор, увидев бандитскую морду котяры.

– Почему? – переспрашивала Машка.

– Я знаю, – заверял ее отец, и на его лице появлялось таинственное выражение.

– Откуда? – продолжала допрос Маруся.

– Неважно, – отвечал отец и становился еще загадочнее.

– А этот, Ви-и-ить, как тебе? – кивала головой Тамара в сторону черно-белой животины без уха. – Тоже бойцовский?

Виктор, чувствуя подвох в словах жены, деловито сдвигал брови, не поддаваясь на ее провокации. Казалось, весь его вид говорил только об одном: «Да, мол, даже не сомневайся – в этих вопросах у меня огромный жизненный опыт». Тамара ехидно поджимала губы, поднимала брови. А Маруся верила от души, изо всей силы, со всем своим детским простодушием и всякий раз пыталась стащить с тарелки свою порцию колбасы для поддержки братьев наших меньших, проводящих время в перерывах «между боями».

– Мама! – провозглашала Машка на всю столовую. – Мою колбасу не ешьте. Это для пусеньки. – Пусеньками она называла абсолютно всех представителей местной фауны, невзирая на их размеры и предназначение.

– Машенька, у нас свой вечно голодный пусенька. Пусть папа съест.

В этот момент Виктор одобрительно смотрел на заботливую Тамару.

– Съешь, Витюша. Сделать тебе бутерброд?

– Это нечестно! – Машка отважно прерывала родительское воркование. – Это нечестно! Это моя порция – оплачено! Значит, я могу ею распоряжаться по своему усмотрению.

– Разумеется, – соглашалась Тамара, но при этом назидательно добавляла: – Но все-таки сначала лучше предложить папе.

– Я так не думаю, – доверительно сообщила Маруся.

– Почему это? – оторопела мать.

– А потому это, мама, что папа никогда ни от чего не отказывается: ни от чего ни-ког-да!

– Ну и что? – сопротивлялась Тамара.

– Ну и то! Папа – разумное существо, – выдавала Машка формулировки из учебника по «Окружающему миру» третьего класса. – А это значит, что он сможет о себе сам позаботиться, – в Тамарину бровь влетел очередной семейный лозунг. – А животные, мама, ты сама говорила, – «твари бессловесные» и «заботиться о них – наша человеческая обязанность»! Поэтому я не разрешаю папе есть мою колбасу. Я отдам ее Уху. Это, между прочим, называется доброе дело… Кстати, ты тоже можешь сделать доброе дело, – предложила отцу Мария, воодушевленная собственной речью. – Ты можешь отдать свою колбасу котятам!

Виктору не очень понравилась такая перспектива, и он на всякий случай плотно сомкнул челюсти, дабы его разумная дочь цепкими ручонками не вытащила из его рта остатки бутерброда. Тамара рассмеялась, глядя на мужа: «Пожинайте, батенька, плоды своего гринписовского воспитания». Именно этот процесс она и наблюдала, сойдя с монастырской дорожки, где еще пять минут назад не на шутку гремел рыночный бой. Теперь женщина любовалась идиллией, развернувшейся около сделанного из сетки-рабицы забора.

– Смотри-смотри! Какой милый! – Машка щедро делилась с отцом нахлынувшим на нее восторгом. – Пу-у-усень-ка! – ласково обращалась девочка к лохматому созданию. – Пу-у-у-сень-ка, мой хо-ро-оший! – Маруся зачмокала губами, а щенок мутно взглянул на нарушительницу своей дневной дремы и сердито зарычал.

– Чего это он?! – взвизгнула Машка и юркнула за отцовскую спину.

– Ну что ты дергаешься? – с досадой обернулся Виктор.

– Я не дергаюсь, – жалобно возразила Маруся.

– Нет, именно дергаешься!

– Да не дергается она, Вить, – подоспела Тамара. – Она боится.

– Мамуля, – обрадовалась девочка, – я не боюсь. Пусенек я не боюсь. Только когда они рычат… А почему он на меня рычит?

– Наверное, это… бойцовский пес, – на полном серьезе, глядя на Виктора, объяснила Тамара.

– Да-а-а? – изумилась девочка.

– Да, – со знанием дела подтвердила ее мать. – Во всяком случае, твой папа так считает.

– Да-а-а? – Машка уже обернулась к отцу.

– Вполне возможно, – важно проронил в сторону жены Виктор.

– Конечно, возможно, – ехидно-радостно подхватила Тамара. – У него даже есть первое ранение, видимо, полученное в бою.

– А какое? – поинтересовалась Маруся, на что Тамара, не отрывая взгляда от мужа, прошипела:

– Стригущий лишай на полбочины!

Виктор в долгу не остался:

– У тебя любая ссадина – это лишай, а комариный укус – его зародыш.

– Посмотрела бы я на тебя, дорогой, как бы ты в этом разбирался, если бы…

– Ой, Тома, только не надо! Можно подумать, что ты первая женщина в мире, обрившаяся наголо.

– Нет, конечно, я не первая женщина, обрившаяся наголо. Но я первый в истории нашего факультета преподаватель, вышедший к студентам с лысой башкой!

– Ну… не совсем лысой! – не сдавался Виктор.

– Совсем даже не лысой, Витя. Ты абсолютно прав. Длина моих волос равнялась двум миллиметрам. У некоторых на ногах они длиннее.

Вмешалась Маруся: