Читать книгу "Клиника. Анатомия жизни - Артур Хейли"

— Я имею в виду только то, что сказал, — слабых. — Старик произнес это резко, но Кент чувствовал — он наслаждается спором. — Во время чумы или другой эпидемии слабые вымирали, а выживали сильнейшие. Другие болезни выполняют такую же функцию, поддерживая численность населения на определенном уровне — естественном. За счет этого сохранялись сильные, и именно они порождали следующие поколения.

— Юстас, вы действительно считаете, что современное человечество выродилось? — Амелия Браун задала этот вопрос с улыбкой, и О’Доннелл отметил про себя — она понимает, что старику все это очень нравится.

— Мы полным ходом идем к вырождению, — подтвердил ей старик, — по крайней мере здесь, на Западе. Мы искусственно продлеваем жизнь калекам, слабакам и больным. Мы навязываем обществу непосильное бремя — содержание неприспособленных к жизни, неспособных внести вклад в общее благо. Скажите мне, какой смысл в пансионатах и клиниках для неизлечимых больных? Сегодня медицина спасает больных, которым надо дать возможность умереть. Но мы помогаем им жить, позволяем совокупляться и размножаться, передавая бесполезность детям, внукам и правнукам.

— Связь между наследственностью и болезнями пока не выяснена, — напомнил старику О’Доннелл.

— Сила человека не только в теле, но и в уме, — отпарировал Суэйн. — Разве дети наследуют только ментальные достоинства своих родителей и не наследуют их ментальную слабость?

— Далеко не всегда.

Все молчали слушая. Спор вели двое — старый магнат и хирург.

— Но во многих случаях это так, разве нет? — настаивал Суэйн.

— Насколько мы видим, это и в самом деле случается довольно часто, — с улыбкой ответил О’Доннелл.

Суэйн возмущенно фыркнул:

— Именно поэтому у нас так много психиатрических больниц, забитых пациентами. Именно поэтому теперь расплодилось так много психиатров.

— Может быть, это говорит о том, что мы стали обращать больше внимания на душевное здоровье.

— Может быть, это говорит о том, — ответил Суэйн, пародируя О’Доннелла, — что мы искусственно выращиваем, выращиваем и выращиваем слабых и хилых людей. — Последние слова старик почти выкрикнул. Его охватил приступ неудержимого кашля.

Надо остановиться, подумал О’Доннелл, у старика, наверное, гипертония.

Суэйн словно прочитал мысли О’Доннелла. Сделав глоток бренди, старик почти злобно произнес:

— Не щадите меня, мой юный медицинский друг. Я могу в пух и прах разбить все ваши аргументы.

О’Доннелл решил продолжить спор, но проявлять больше умеренности.

— Думаю, есть одна вещь, которую вы упустили из вида, мистер Суэйн. Вы сказали, что недуги и болезни — это природные регуляторы. Но многие болезни не являются результатом естественного хода вещей. Они результат воздействия созданной человеком окружающей среды. Антисанитария, отсутствие гигиены, трущобы, загрязнение воздуха — все это создано не природой, а самим человеком.

— Это часть эволюции, а эволюция — часть природы. Все это дополнение к регулирующим процессам.

О’Доннелл был восхищен. Этого воинственного старика не собьешь. Но аргумент показался ему слабоватым.

— Если вы правы, то и медицина является частью уравновешивающего процесса.

— Как вы это обоснуете? — молниеносно возразил Суэйн.

— Медицина — это тоже часть эволюции. — Несмотря на добрые намерения О’Доннелла, голос его зазвенел от напряжения. — Все дело в том, что каждое рукотворное изменение окружающей среды создает проблему для медицины и она пытается ее решить. Но медицина никогда не решает эти проблемы до конца, она всегда отстает. Ибо едва мы начинаем заниматься одной проблемой, как возникает следующая.

— Но это проблема медицины, а не природы. — Глаза Суэйна злорадно блеснули. — Если оставить природу в покое, то она разрешит свои проблемы до того, как они возникнут. И сделает это путем естественного отбора самых приспособленных.

— Вы не правы, и я сейчас скажу почему. — О’Доннелл перестал заботиться об эффекте, производимом его словами. Он чувствовал, что должен высказаться, ответить на трудный вопрос не только другим, но и самому себе. — У медицины на самом деле только одна реальная проблема. Она всегда была и будет одной и той же. Это проблема индивидуального выживания человека. — Он сделал паузу. — А выживание — это древнейший закон природы.

— Браво! — Амелия Браун хлопнула в ладоши. Но О’Доннелл еще не закончил.

— Именно поэтому мы победили полиомиелит, мистер Суэйн, чуму, черную оспу, сыпной тиф и сифилис. Именно поэтому мы сейчас боремся с раком, туберкулезом и другими болезнями. По этой причине мы содержим те места, о которых вы говорили, — пансионаты и клиники для неизлечимых больных. Именно поэтому мы бережем людей — всех людей, каких можем, — и слабых, и сильных. В итоге это дает одно — выживание. Это стандарт медицины, единственный, которым мы можем и должны руководствоваться.

Он ждал, что в ответ Суэйн разразится пылкой тирадой, но старик молчал. Потом посмотрел на дочь:

— Налей доктору О’Доннеллу еще немного коньяка, Дениз.

Дениз подошла к нему с графином, и О’Доннелл протянул ей бокал. Женщина слегка наклонилась, и О’Доннелл расслышал тихий шелест ее одежды и уловил мучительно-сладкий аромат духов. На секунду его охватило абсурдное, чисто мальчишеское желание коснуться ее мягких темных волос. Когда он очнулся от наваждения, Дениз была уже около отца.

Наливая коньяк в бокал Суэйна, она спросила:

— Папа, если ты в самом деле думаешь так же, как говоришь, то что ты делаешь в совете директоров клиники?

Суэйн рассмеялся:

— Я нахожусь там в основном потому, что Ордэн и другие надеются, что я не изменю свою волю. — Он посмотрел на Брауна: — Во всяком случае, они уже давно подсчитывают, сколько им осталось ждать.

— Ты несправедлив к своим друзьям, Юстас, — сказал Браун. Он старался шутить, но тон был серьезным.

— Не лги. — Старик явно радовался новой возможности поругаться. — Ты задала вопрос, Дениз, и я на него ответил. Я состою в совете директоров, потому что я практичный человек. У мира свои законы, и я не в силах их изменить, хотя и вижу, что они неверны. Но я могу по крайней мере быть уравновешивающей силой. О, я знаю, что большинство из вас обо мне думает — что я мракобес и обструкционист.

— Кто-нибудь из нас это говорил? — молниеносно спросил Браун.

— Вам нет нужды это говорить. — Старик метнул недобрый взгляд в сторону председателя совета директоров. — Всякая деятельность нуждается не только в двигателе, но и в тормозе. Вот я и есть тормоз — замедляющая сила, стабилизатор. Когда меня не станет, ты и твои друзья поймете, что вам нужен другой тормоз.

— Ты говоришь вздор, Юстас. Ты несправедливо судишь свои собственные мотивы. — Браун решил ответить откровенностью на откровенность. — Для Берлингтона ты сделал хорошего не меньше, чем любой из моих знакомых.