Читать книгу "Я хочу рассказать вам о... - Хорхе Букай"

— Достаточно! — сказал судья, у которого уже не было сомнений. — Не стыдно тебе пытаться отнять у этого несчастного старика то немногое, что у него есть?

— Н-н-но…

— Никаких «но». Ты — алчный мошенник, — продолжал судья. — За попытку обмануть этого бедного старика приговариваю тебя к неделе тюремного заключения и уплате твоему соседу пятисот золотых монет в качестве компенсации.

— Простите, ваша честь, — сказал старик. — Можно мне?

— Да, старец.

— Я думаю, этот человек уже извлек урок из всего случившегося. Несмотря на то что мы противники, я прошу вас отменить приговор и наложить на него символический штраф.

— Ты очень великодушен, старец. Что ты предлагаешь? Взять с него сто монет? Пятьдесят?

— Нет, господин судья. Мне кажется, уплата всего одной монеты уже станет достаточным наказанием для него.

Судья стукнул по столу своим молоточком и вынес приговор:

— Благодаря великодушию этого человека, а не по воле этого суда обвинитель облагается символическим штрафом в размере одной золотой монеты, которую он должен уплатить немедленно.

— Протестую! — сказал богач. — Я против!

— Если только приговоренный не отклонит любезное предложение этого доброго человека и не предпочтет более суровый приговор этого суда.

Смирившийся богач достал монету и отдал ее старику.

— Дело закрыто! — объявил судья.

Богач быстро укатил на своей повозке из города. Судья попрощался со стариком и удалился. Старик поднял глаза к небу:

— Спасибо, Боже! Теперь действительно Ты мне ничего не должен.

— Может быть, сейчас, Демиан, у тебя есть все необходимые компоненты для твоего полного пробуждения по части принятия и борьбы.

Как сказал Толстяк:

СМИРИТЬСЯ — ЭТО ОДНО,

А ПРИНЯТЬ — СОВСЕМ ДРУГОЕ.

Часы, остановившиеся в семь

Я переживал период просветления!

Во мне шел бурный процесс личностного развития. И я не только обогащался новыми знаниями, но и, без ложной скромности, находил себя с каждым днем все более мудрым, сосредоточенным, просветленным.

Все было великолепно. И хотя некоторые вещи шли не так, как мне хотелось бы, я спокойно принимал это, понимая, что без страха могу противостоять любым трудностям.

— Это просто гениально, Толстяк! Ты живешь так постоянно?

— Ответь сам на свой вопрос.

— Ну, если это — составная часть пробуждения, а в твоем прошлом их было больше, чем у меня, должно быть, ты живешь так всегда.

— Нет, — ответил Хорхе. — Не всегда.

— Теперь, когда я выучил пословицу «Всем мило, если у соседа гнило», хочу тебя спросить: а у остальных людей, у большинства тоже бывают светлые и темные моменты?

— Думаю, да… Может быть, поэтому мне уже давно вспоминается сказка Папини. Она называется «Часы, остановившиеся в семь».

— Ты мне ее расскажешь?

— Да, хотя пересказывать такую удивительную сказку — это все равно, что украсть три четверти ее красоты. Но в конце концов…

Эта сказка Папини — монолог главного героя, пишущего его в полном уединении своей комнаты.

На одной из стен моей комнаты висят красивые старинные часы, но они не идут. Их стрелки, неподвижные, сколько я себя помню, невозмутимо показывают один и тот же час: семь ровно.

Большую часть времени часы — только бесполезное украшение на белесой голой стене. Но есть два момента в течение дня, два мимолетных мгновения, когда старые часы, кажется, возрождаются из пепла, как птица Феникс.

В тот момент, когда все городские часы задерживают свой безумный ход на семи и семь раз раздается их бой или пение их кукушки, старые часы в моей комнате как будто оживают. Два раза в день, утром и вечером, часы находятся в полной гармонии со всей остальной вселенной.

Если бы кто-нибудь увидел часы только в такой момент, он бы сказал, что они прекрасно ходят… Но, когда проходит этот миг, когда смолкает пение остальных часов, а их стрелки продолжают свой монотонный путь, мои старые часы сбиваются с шага и хранят верность тому часу, который однажды остановил их ход.

А я люблю эти часы. И чем больше я говорю о них, тем больше люблю, потому что всякий раз я ощущаю себя все более похожим на них.

Я тоже задержался в каком-то времени. Я тоже чувствую себя застывшим и неподвижным. Я тоже в каком-то смысле ненужное украшение на голой стене.

И я так же наслаждаюсь мимолетными моментами, когда таинственным образом настает мой час.

В такие мгновения я чувствую, что еще жив. Мне все понятно, и мир вокруг меня становится чудесным. Я могу творить, мечтать, летать, говорить и проживать за эти мгновения больше, чем за всю оставшуюся жизнь. Такие моменты гармонии случаются и повторяются, раз за разом, в неумолимой последовательности.

Когда это случилось впервые, я попытался удержать мгновение, думая, что смогу заставить его длиться всю жизнь. Но этого не произошло. Как и от моего друга — часов, от меня ускользает время, в котором живут все остальные.

…Когда такие моменты проходят, другие часы, свившие себе гнезда в других людях, продолжают свой бег по кругу, а я возвращаюсь к своей рутинной, смертельной неподвижности, к своей работе, своим посиделкам с друзьями в кафе, к своему усталому ходу, который я привык называть жизнью.

Но я-то хорошо знаю, что жизнь — это совсем другое.

Я знаю. Что жизнь, настоящая жизнь, — это как раз сумма таких моментов, хотя и быстротечных, когда мы настроены на одну волну со вселенной.

Почти все, бедняги, думают, что живут. Но существуют лишь короткие минуты полноты жизни, а те, кто об этом не знает и упорно хочет жить вечно, обречены прозябать в сером мире непрерывного хода повседневности.

Поэтому я люблю вас, старые часы, потому что вы и я одной крови.

— Это, Демиан, наихудшее изложение литературной жемчужины Папини, которую я прошу тебя при случае прочитать. Я рассказал ее сегодня, чтобы показать тебе гениальную метафору: возможно, все мы живем только в считаные моменты полной гармонии. Может быть, именно сейчас, в эту минуту, часы настоящей жизни и твои внутренние часы показывают одно и то же время. Если так, наслаждайся этим моментом, Демиан, ведь он может пролететь слишком быстро.

Некоторое время спустя я прочитал в оригинале сказку Папини «Часы, остановившиеся в семь». Толстяк был прав, это настоящая жемчужина. Тем не менее даже сейчас, когда эта книга есть у меня в библиотеке, я не могу забыть того пересказа Хорхе, может, менее богатого литературными приемами и образами, но настолько же полезного для меня в тот момент, насколько приятным оказался оригинал годы спустя.