Читать книгу "Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины - Галина Артемьева"

— Остановить, — сказала я тогда.

Золотоноша

Однажды летом мы все отправились на землю обетованную: на Украину. Тети долго мечтали когда-нибудь поехать туда, где тепло, где фрукты продаются ведрами, а не граммами.

— Там яблоки на земле валяются, их никто не поднимает, — повторяли чьи-то рассказы тетечки.

В такое поверить было трудно. В Москве фрукты стоили дорого. Хорошо помню, как покупали для меня и Женечки два яблока (по одному на человека). Или — гораздо реже — два апельсина. Помню, как великое счастье, запах новогодних мандаринов: три штуки в подарке Деда Мороза.

И вот нам — таким — говорят, что где-то яблоки валяются на земле!

Выбрали Золотоношу — какие-то тетины знакомые очень хвалили это райское место, дали адрес хозяйки домика, которая сдавала на лето комнату.

Название обещало мне сказку.

Золотоноша! Там наверняка не только яблоки на земле валяются. Может, и золото, серебро. Идешь так по земле, а тут и там золото блестит — красиво. Я тогда подберу немного золота и привезу в Москву. Будем в садике зарывать секретики не только с блестящими бумажками от конфетных оберток, а с настоящим золотом. Совсем другое дело!

Отправились мы вчетвером: Танюся, Анечка, Женечка и я. Стелла работала.

Ехали на поезде, с пересадкой в каком-то большом городе. Я на этот раз к вокзалу отнеслась довольно равнодушно: уж очень цель манила (фрукты, золото и прочие сокровища обычно воодушевляют путешественников).

В Золотоноше хозяйка нас уже ждала. Дом ее мне сразу очень понравился. Он был чистый, белый снаружи. На кухне — огромная печь. Говорливая хозяйка тут же рассказала, что, уезжая из дому на несколько дней, она закрывает ставни, задвигает изнутри засовы, а сама вылезает через печную трубу. Ключ, мол, воры подберут любой, а вот засов пилить — на это вряд ли решатся.

Хозяйка выглядела крупной, могучей женщиной. Не толстой, а именно крупной, сильной. Я не могла себе представить, как это она залезает в печь, ползет по трубе, выбирается на крышу. Я все сопоставляла ее и трубу.

Замучило меня это сопоставление. Я все смотрела то на хозяйку, то на трубу… И еще вопрос, который не давал мне покоя: а как она не пачкается сажей, если и правда ползет по трубе?

Взрослые, кстати, слушали и верили. Я это видела и чувствовала, что они не сомневаются. Тетя Аня сказала хозяйке, что та, как гоголевская Солоха…

— Вот только на метле не летаю, — сказала хозяйка. — А жаль.

Про Гоголя я все разузнала. Это как раз не самое трудное. А вот как через трубу вылезать…

Не удержалась я и через какое-то время спросила:

— А вы правда можете через трубу вылезать?

— Правда, — подтвердила хозяйка. — Хочешь, покажу? И тебя научу. Там в трубе такие скобы железные, я по ним, как по лестнице «топ-топ-топ».

И она мне правда быстро показала, как это делается.

Голову по самые брови обвязала платком, накинула на себя мешок с прорезью для головы и полезла на печь, а с печи — в трубу.

Раз-раз, я смотрю на улице, а она уже на крыше! Машет мне. С крыши спустилась по приставной лестнице. Потом утащила лестницу за сарай, чтоб в случае чего чужой кто через трубу в дом не залез.

Вот это да!

Спасибо этому жизненному опыту! Благодаря ему я очень хорошо представляла себе, как в сказке про трех поросят волк пролез в кирпичный дом — через трубу. И угодил в котел с кипящей водой. Все точно! Именно как в Золотоноше.

Золото там на дорогах не валялось. Во всяком случае, мне ни одного кусочка не встретилось. А в остальном все оказалось чистой правдой: яблоки падали на землю, и никто их не поднимал. Это называлось падалица. Ничего в падалице хорошего. Лучше с дерева сорвать.

И еще правда: абрикосы ведрами, помидоры ведрами, огурцы ведрами продавались. И ведро стоило дешевле одного килограмма каждого фрукта или овоща в Москве.

И еще. Я в Золотоноше влюбилась. У хозяйки был сын, ровесник моей Женечки. Высокий, светловолосый, голубоглазый, розовощекий. Мне он казался невероятно красивым. В книгах сказок все Иваны-Царевичи, все Добры Молодцы, все самые-самые изображались один в один как сын нашей необыкновенной хозяйки. Я глаз от него оторвать не могла.

Они с Женькой ходили в парк, где вечерами гуляла вся Золотоноша. Там играл духовой оркестр. Они просто по-дружески проводили время в разговорах, шутках. А меня Иван-Царевич тоже все время приглашал с ними. Говорил, что ему все будут завидовать, с какой кучерявой спутницей он гуляет.

— Она устанет, — отнекивалась Танюся.

Я мечтала пойти с ними, но молчала, как деревянная колода. Уж слишком сильно мне хотелось погулять со сказочным добрым красавцем, чтобы вот так вот легко сбылась моя мечта!

— Устанет, я на руки возьму, — улыбался сын хозяйки.

— Пойдешь? — спрашивала Танюся. — Иди.

Я молчала. Тогда мой царевич брал меня за руку и вел. И я шла, не помня себя от счастья. Он очень обо мне заботился, все спрашивал, не устала ли я. Чуть что — готов был тащить на руках.

Вот и вся любовь.

Она запомнилась, как сбывшееся, счастливое чувство.

Мечтала быть рядом с дивным Добрым Молодцем? — Сбылось.

Опекал меня Иван Царевич? — Еще как! На руках носил!

С тех пор у меня к любви отношение доверия и радости.

Много ли человеку надо?

Фестиваль

Мне шесть с половиной лет. С июня я, естественно, отправлена на детсадовскую дачу. Все привычно, все как каждый год. И вдруг в конце июля за мной приезжает Танюся и забирает меня в Москву. У нее появилась возможность показать меня какому-то знаменитому профессору-глазнику в институте имени Гельмгольца. Я уже очкарик со стажем и в институт этот регулярно хожу на всякие проверки. А тут очередь наша подошла к самому профессору.

Я, конечно, счастлива безмерно. Несколько дней на свободе, дома!

Но я даже не представляю, какой меня ждет праздник!

В Москве-то — фестиваль!

Фестиваль Молодежи и студентов!

То, что это большой, небывалый праздник, видно сразу.

Повсюду плакаты «За мир и дружбу», везде, в любой витрине, на лацканах пиджаков у мужчин, на блузочках девушек — значки с символом фестиваля: цветком с пятью разноцветными лепестками. И еще — Голубь Мира. Я впервые слышу имя художника Пабло Пикассо. Он коммунист. Он нарисовал голубя, а теперь его рисунок повсюду. Голубь Пикассо такой легкий, прекрасный, а клюве у него веточка оливы. Олива — это такое южное дерево, тоже символизирующее мир.

Прохожие на улицах одеты совсем не так, как обычно. Молодые люди в ярких рубашках, девушки — в фестивальных юбках.