Читать книгу "Зона затопления - Роман Сенчин"

Вдруг пришло в голову, что надо лампочки выкрутить. Пригодятся.

Подволокла под ту, что висела на кухне, табуретку, стала взбираться. «Нет, повалюсь». Села на табуретку. Глаза нашли курицу.

Чернушка стояла возле печки. Неподвижно стояла, будто окаменела.

– В другой дом поедем, – сказала Ирина Викторовна; вскочила, налила в пиалку воды. – Попей. Дорога долгая у нас с тобой. Попей. А я сейчас…

Нашла целлофановые пакетики, вдела один в другой, поспешила в стайку. Нагребла там дроблёнки из фляги… Дроблёнки оставалось еще много – надеялась, что переезда не будет, купила месяц назад целый мешок… Зря, получилось…

Дышала глубоко, старалась запомнить этот едковатый запах куричьего жилья. Где еще его встретит… А запах огорода после первых заморозков… После полива теплым вечером… Запах, идущий от растопленной печки в холодной избе…

– Тёть Ир! – голос с улицы. – Тёть Иро-оу!

Узнала – это Леша Брюханов. Чего он?.. Побрела к воротам, обеими руками прижимая к груди пакет с дроблёнкой.

– Ну как, собрались? – как-то вымученно-бодро спросил он. – Пора идти уже…

– А… Уже? – Ирина Викторовна растерялась.

Вот… И прямо сейчас. Навсегда.

– Я свои вещи отнес. Могу помочь.

– Да что… Да, да, помоги, милый. Что ж…

Ирина Викторовна вошла на кухню и стала оглядываться, как чужая. Не сразу увидела сидор.

– Вот его… А я сумку… – Потом вспомнила о дроблёнке в руках, а вспомнив о дробленке, нашла взглядом Чернушку. Та по-прежнему стояла возле печки, не двигаясь; даже чужого человека не испугалась.

– Леша, Леша, я вот хотела… Как, избу, стайки – запирать? Не хочу, чтоб ходили тут…

– Да разве их замки остановят? Если захотят – заберутся… Пусть так, хоть ломать не станут.

Ирина Викторовна покивала. Хотела спросить еще про лампочки, но сообразила, что это совсем глупость какая-то будет – везти лампочки. И как их везти? Побьются… Запихнула в сумку мешочек с дроблёным зерном. Замерла, вспоминая, все ли взяла…

– Пойдемте, тёть Ир, – тихо сказал Леша.

– А? Ага…

Взяла сумку.

– Тёть Ир, а тут курица…

– А… – Нагнулась и подхватила Чернушку под мышку; та не сопротивлялась, даже крылом не захлопала, пытаясь удержать равновесие. Только лапки поджала.

Ирина Викторовна шла через двор, не глядя по сторонам. Видела лишь кольцо калитки, которое сейчас повернет. И калитка откроется, выпустит ее на улицу. И всё. И – отрезано.

Темные фигурки медленно двигались в дымных клубах тумана к реке. На спинах рюкзаки, руках сумки, мешки – последнее, что забирали с собой в новую жизнь…

Леша быстро отнес вещи Ирины Викторовны на пристань, побежал еще за кем-то.

Крупные мужики в одинаковых серых бушлатах и черных ушанках скатывали с парома бочки, выгружали лопаты, ломы, багры, ящики. В начале улицы ровно постукивал мотором новенький желтый бульдозер с задранным отвалом. Местные – пока еще местные – косились на него, как на опасного зверя, обходили подальше, сталпливались на краю пристани. Опускали ношу на плахи настила. Ждали.

– Руся, а это чего у тебя? – удивленно спросила Зинаида. – Ты почто курицу-то с собой взяла?

– Ну, кошки у девки нету, а надо кого-то, – мрачно пошутил стоявший рядом Чуклин.

– Чернушка это, – понимая, что объяснить, зачем везет в город живую курицу, толком не получится, ответила Ирина Викторовна. – Не смогла ее… не смогла убить.

– А-а, эт та, котора по два яичка несла. И как, в квартеру ее, что ли, поселишь?

– Не знаю, ничего не знаю пока…

– Дак оно никто ничё не знат, – вздохнул Чуклин.

– Всё-о! – крикнул особенно крупный мужик, видимо, бригадир. Посмотрел на стариков и старух, велел: – Грузимся!

Две-три старушки, по привычке, чтоб занять сиденья в каютке, рванули на паром и тут же одумались, остановились. Боялись перейти черту…

– Грузимся, говорю, некогда ждать! – стал свирепеть бригадир. – Еще три деревни впереди!

– А где Алексей Михайлыч? – спросила растерянно Зинаида.

– И Фёдоровны нету.

– Ох, не дай бог что…

Но вот появились из тумана глава сельсовета, Леша Брюханов и Фёдоровна.

Фёдоровна ступала медленно и тяжело, при каждом шаге обваливаясь вниз, к земле; мужчины поддерживали ее с двух сторон.

– Здесь один человек еще, – сказал Алексей Михайлович, видимо, бригадиру. – У нее магазин, товары. На днях должен решиться вопрос насчет компенсации. Не жгите ее.

– Угу, понятно.

Голос Ткачука задрожал:

– Точно понятно?

– Да понятно все, проходи…

Люди дождались, пока Фёдоровна и мужчины приблизятся, и потянулись на паром. Места было много, но никто не сел. Смотрели на проступающие сквозь белизну черные пятна изб.

Паром стал отваливаться от пристани. Бульдозер на берегу выпустил столб дыма, дернулся, пополз в горку, на Пылёво. Старухи хрипло заплакали, мужики полезли за сигаретами. Капитан дал сирену.

Глава пятая

Миражи на дне

Первый раз Ольга ехала в Кутайский район без всякой охоты – главред дал задание, надо подчиняться… Вообще-то в такие командировки нужно отправлять мужчин, но в их газете нет мужчин-журналистов. Или старики, которым и из кабинета в кабинет трудно пройти, или вчерашние школьники, для которых взять простенькое интервью – как поход к стоматологу. В Интернете ищут информацию и переписывают своими словами… Лямку корреспондентов и репортеров тянут женщины.

Газета «Голос рабочего», в которой работала Ольга, некогда была центральной, главной в крае – официальный орган крайкома партии. Для нее построили в центре города двенадцатиэтажное здание, рядом были гаражи для служебных «волг» и «уазов, в квартале от редакции находилась своя типография. Штат газеты в конце восьмидесятых составлял больше трехсот человек.

В глухое советское время в «Голосе рабочего» публиковали официальные сообщения, статьи о передовиках и достижениях, ругали империализм, американскую военщину… Перестройка не очень изменила политику газеты – уже появилась в городе новая, смелая пресса, смелее становились и старые издания, а «Голос рабочего» продолжал, как говорили в то время, дудеть в дудку застоя.

Большая часть коллектива не очень переживала по поводу своего статуса косных официозников. Зарплаты были большие, у каждого сотрудника отдельный кабинет, работы почти никакой – при желании можно было месяцами филонить. Сиди, пей чаёк, а нет, скажи завотделом, что хочешь посетить какое-нибудь собрание трудового коллектива или побывать на заседании профсоюза, и – свободен. Материал об этом вряд ли спросят.