Читать книгу "Сломя голову - Дэм Джули"

— Простите за неудобства с «веспой» и прочим. Это был мой племянник Уилл. В этом семестре он проходит практику за рубежом. Толковый юноша, только слишком всерьез воспринимает правила Луиса-Хайнца. А после того что случилось, я думаю, мы не можем не быть очень предусмотрительными…

— После того, что случилось? — переспросила я. — Лола показывала мне творения Луиса-Хайнца, и я до смерти хочу познакомиться с ним.

Жак выглядел смущенным.

— Я не видел его и, не разговаривал с ним уже почти два дня, — сообщил он с долгим вздохом. — Вчера утром все было в порядке, он сказал, что наконец перестал волноваться по поводу показа.

— Я так рада слышать это! — воскликнула Лола с сияющим лицом. — Может быть, в следующий раз он и сам выйдет на свет…

«Не сейчас», — просигналила я ей взглядом и покачала головой. Лола начала разглядывать свои руки, лежащие на коленях.

— Он действительно противоречив, как вам известно, и он любит уединение, — продолжал Жак. — Но он хочет подарить женщинам свой талант, с которым родился. Потом я пошел на работу и встретил тебя, Алекс, планировал вернуться домой и рассказать ему о тебе… но он больше не пришел.

И это не по правилам. Луис-Хайнц и я никогда не были врозь так долго. Никогда. Все его вещи по-прежнему здесь. Не похоже, что он вдруг взял и оставил меня… нет, такого просто не может быть. Случилось что-то плохое. Я уверен.

Глаза Жака были широко открыты и безжизненны — они рассказали мне все, чего не смог бы или не стал бы говорить он, и в конечном счете, то, для чего слова были не нужны. Последние кусочки мозаики встали на свои места.

— Лола, вы получали от него какие-нибудь известия? — спросил Жак.

— Нет, с тех пор, как он послал мне платья на прошлой неделе, — ответила Лола. — Показ имел такой невероятный успех, что я хотела поздравить его, а Алекс собиралась написать…

Краешком глаза я заметила, как Лола беспокойно ерзает на жестком виниловом сиденье.

— Мне так жаль слышать то, что вы рассказали, — договорила она со вздохом.

— Не обращай внимания, — сказала я Лоле. — Жак, — произнесла я, взяв его за руку и сильно сжимая ее. — Я сделаю все, чтобы помочь найти Луиса-Хайнца. Обещаю.

В тот самый момент я была готова пожертвовать последней унцией «Крем де ля мер»[36], чтобы вернуть пропущенные лекции по расследованию в школе журналистики. О, согласна, на самом деле я их не пропустила, а просто проспала. «Уикли» направил меня в школу журналистики без отрыва от производства, что «отлично» сработало — за три года я кое-как одолела годичную программу обучения. Но в том семестре эти лекции в расписании стояли ужасно рано по пятницам, прямо-таки как раз между двумя самыми загруженными рабочими днями в журнале. А с того времени как я стала незаменима на своем посту по проверке трудных в произношении и написании имен малоизвестных политических деятелей, тема расследований казалась мне такой же далекой, как журавль в небе, чтобы уделять ей внимание.

И вот теперь я пообещала Жаку, что стану искать Луиса-Хайнца. Нигде в моем «Палме», нафаршированном всевозможными агентами для связи с прессой и «двойными» агентами, имеющими доступ к шоу-румам, когда-либо могущими понадобиться, не было записи «Пропавшие персоны. Как найти».

Я пыталась сделать что могла.

— Жак, он не говорил тебе, что собирался пойти куда-то вчера?

— Нет. — Жак прищурился, будто старался что-то вспомнить. — Он вообще не часто выходил из дома. Только в булочную ежедневно после обеда…

Я продолжала энергично задавать наводящие вопросы — навык, скорее приобретенный в результате многих лет просмотра сериалов типа «Барнаби Джонс».

— Не было ли в его поведении вчера чего-то необычного? Может, был взволнован или нервничал?

— Не более чем всегда. Немного взволнован из-за показа, и только.

— Ладно, — произнесла я задумчиво, — кто-нибудь ему звонил?

Жак покачал головой:

— Нет, я не… погодите, уходя, я слышал телефонный звонок, как раз когда закрывал дверь, но опаздывал на работу, поэтому не задержался. Я слышал, Луис-Хайнц снял трубку и…

— И? — переспросила Лола. Неожиданно она оказалась на краю стула. Она сидела так тихо, что я на время забыла о ее присутствии.

— И я услышал, как он сказал что-то по-португальски, поэтому я понял, что звонок не мне, и ушел… Зачем, зачем я это сделал? Почему не остался?

— Жак, — сказала я, беря его руки в свои, — ты не мог знать… но это неплохая ниточка. Мы узнаем, кто ему звонил, и пойдем по следу.

Опустив голову, Жак молча кивнул. Мне показалось, я услышала всхлип — но поняла, что звук исходит не от него. Обернувшись, я увидела слезы, струящиеся по щекам Лолы. Бросила быстрый озабоченный взгляд на нее, потом снова переключила внимание на Жака. Понимая, что больше от него ничего не добиться, я сменила тему.

— По правде говоря, я пришла сюда, чтобы сделать статью о Луисе-Хайнце для «Уикли», но еще до того, как узнала, что ты… тоже в этом замешан.

Впервые за все это время Жак, казалось, воспрянул духом.

— Я знал, что люди захотят узнать, насколько он талантлив! Но я так сильно волнуюсь!

— Так что ты думаешь насчет того, чтобы дать мне эксклюзивное интервью, а я могла бы закончить статью, когда Луис-Хайнц вернется? — Я уловила тончайший намек на надежду в голосе Жака, поэтому ободряюще улыбнулась ему и добавила со смешком: — Только без фантазий — он наверняка проверит все, что ты скажешь!

Остаток послеобеденного времени мы провели, беседуя о Луисе-Хайнце — точнее, слушая рассказ Жака о Луисе-Хайнце. Я включила диктофон и предоставила право неторопливому мягкому голосу Жака плести кружево истории любви и потери. А Лола, которая надеялась, что встретила мужчину, всячески старалась понять совершенно другую сторону жизни модельера, которую до сих пор считала эксцентричностью гения.

— Мы познакомились сразу после того, как я прибыл в Париж, — начал свой рассказ Жак. — Моя дражайшая супруга…

(Заметив, как левая бровь Лолы поползла вверх, я метнула в нее взгляд «объясню позже».)

— Алекс, ты ведь понимаешь, что это был брак по расчету, не так ли? Так вот, моя дорогая супруга и я почувствовали, что пришло время предпринять какие-то шаги на пользу самим себе, а не только нашей семье. Мы оба достигли сорока и решили отпраздновать юбилей среднего возраста, а отнюдь не кризис среднего возраста. Поэтому она пошла своей дорогой — переехала в Нью-Йорк, чтобы создать себе имя в мире искусства, — а я пошел своей. — Он откинулся на спинку стула и рассеянно взъерошил волосы надо лбом. Робкая улыбка осветила лицо. — Это был рекордно жаркий май — невыносимо жаркий, — продолжал Жак. — Да еще переезд из родного Техаса.