Читать книгу "Жду. Люблю. Целую - Тереза Ревэй"

Резко распахнулись двери. Она повернулась, вне себя от волнения. В отличие от коренастых русских офицеров, человек с седоватыми волосами, вышедший в приемную, был подтянут и одет в подчеркивающий его импозантную фигуру и широкие плечи мундир. У него было выразительное лицо с высоким лбом и впалыми щеками. Он казался сердитым.

— Мне доложили о вашем визите, лейтенант, — заговорил он на прекрасном французском языке. — Так как нас не предупредили заранее, здесь нет никого, кто бы мог вас принять. Все это оговаривается на высоком уровне, и, уверяю вас, я очень удивлен. Времени у меня мало.

Прежде чем закончить, он посмотрел на часы.

— В вашем распоряжении всего две минуты, чтобы успеть изложить причину вашего визита.

Ксения вздрогнула. Неужели это галлюцинация? Панический страх, который она так пыталась обуздать, вызвал фантомы из прошлого? Нет, она не потеряла рассудок и не переместилась во времени.

— Лейтенант, я слушаю вас, — повторил генерал, явно удивленный ее молчанием. — Поспешите. Мы же не будем все время молчать.

— Игорь, — прошептала она на русском. — Это ты? Неужели это возможно? Столько лет прошло.

Мужчина сразу напрягся и принял бесстрастное выражение лица. Он долго смотрел на нее и наконец пробормотал, бледнея:

— Ксения Федоровна…

Они стояли друг напротив друга и молчали. Ксении показалось, что она снова стала юной. Игорь Кунин, протеже ее отца, был лучшим другом дяди Саши, а также причиной первых бессонных ночей влюбленной девушки. В последний раз, когда она его видела, он, офицер императорской гвардии, носил элегантный военный китель и бриджи. Он был первым мужчиной, которого она так хотела увидеть на приеме по случаю ее пятнадцатилетия. Но он не пришел. В тот вечер в Петрограде началась революция.

Она не могла понять, как получилось, что Игорь все еще жив, и как ему удалось уцелеть в том революционном хаосе? И каким волшебным образом он стал генералом Советской Армии? Вновь нахлынули воспоминания о дяде Саше. Героическая борьба в рядах Белой гвардии, поражение армии Врангеля, медленное опускание на дно этого заслуженного офицера, ставшего чернорабочим на заводе «Рено», а потом и заключенным во французской тюрьме. Оставив в России душу, весь остаток жизни дядя Саша провел в изгнании.

— Не понимаю, — сухо сказала она.

Игорь задрожал, увидев, что на лице Ксении Федоровны мелькнуло презрение. «Она никогда не умела полностью скрывать свои чувства», — подумал он. Зрелость лишь сильнее проявила ее красоту, которая уже пускала свои первые ростки, когда он рассматривал ее в салоне дома ее родителей. От взгляда ее серых глаз у него кружилась голова.

Что было бы, если бы ход Истории не исковеркал их судьбы? Она была влюблена в него, но какое значение имели первые сердечные порывы, часто такие же страстные, как и мимолетные? В то время молодая девушка была покорена его смелостью, жизненной силой, потому что ничто в жизни не могло ему сопротивляться. Будучи талантливым пианистом, Игорь старался при помощи музыки дать ей понять, что не все так просто, что любовь — это часто сложное и запутанное чувство, но Ксения была еще слишком наивна, чтобы понять его опасения. Он часто вспоминал ее манеру смеяться, задор, каким она заражала окружающих, ее уверенность в том, что жизнь прекрасна. В то время молодая графиня Ксения Федоровна Осолина еще не могла предвидеть и не хотела думать о том, что судьба не станет подстраиваться под ее желания и капризы.

Ее письма. Какое-то время он хранил их, черпая из застенчивых фраз надежду и веру, но в конце концов уничтожил из соображений безопасности. Режим не терпел, чтобы подвластные ему граждане имели свои интимные секреты.

Удары судьбы не обошли стороной и Игоря Николаевича. В отличие от большинства друзей, которых досрочно призвала смерть во время скитаний далеко за пределами России, судьба уготовила ему эмиграцию иного рода, внутреннюю, что было немногим лучше.

— Я тоже ничего не понимаю, — негромко признался он. — Но факт остается фактом: мы оба здесь, Ксения Федоровна. Сегодня. Ты и я. И за это чудо я благодарю Бога.

Облегчение отразилось на лице Ксении, когда она встретила его внимательный и добрый взгляд. Значит, время не сломало его. Несмотря на советский генеральский мундир, жизнь в Советской России, которая подразумевала неизбежные компромиссы, какая-то часть души Игоря все равно оставалась чистой. Ксения не смогла не возблагодарить Провидение за то, что оно подарило ей встречу с единственным человеком, который может помочь ей вырвать Макса из преисподней. Она почувствовала радость, похожую на ту, что чувствовала в юности, когда, будучи беззаботной аристократкой, слепо верила в грядущее счастье. Глаза ее засверкали, щеки стали розовыми от волнения.

— Игорь! Мне очень нужна твоя помощь, — воскликнула она.

«Боже, она совсем не изменилась», — подумал он, любуясь ею.

Они снова встретились во второй половине дня, в советской оккупационной зоне, неподалеку от обуглившегося остова отеля «Адлон». Игорь пригласил ее на концерт. Он не захотел обсуждать с ней цель ее визита в кабинете военного административного здания. Когда она попыталась заговорить о своих проблемах, он знаком попросил ее помолчать, и по строгому выражению его лица она поняла, что он выжил лишь благодаря осторожности.

— Счастливый случай тоже сыграл свою роль, — сказал он, когда они уже шли по направлению к концертному залу. — Без этого меня бы уже не было. Меня серьезно ранили во время революции. Из-за этого я не присоединился к генералу Корнилову. Я не знал, смогу ли оправиться после ранения. Тогда моя жизнь не стоила и ломаного гроша. Когда же я, наконец, встал на ноги, мне показалось, что я теперь один из старых осколков, которые море выбрасывает на песок. Ничего за душой… Моя семья жила в Петрограде. Дед с бабкой, родители, младшая сестра. Никто из них и не думал уезжать из России. Поэтому я тоже остался.

Он сделал паузу, и тень легла на лицо. Она поняла, что воспоминания причиняли ему боль.

— Я сердился на себя. Мне казалось, что я трус. Но обыденные заботы в конце концов взяли свое. Каждый день надо было бороться, чтобы выжить. Мысль покинуть Петроград стала казаться мне неосуществимой. Уехать? Куда? Бросив на произвол судьбы своих близких, больную мать?

— Всем было нелегко уезжать, — сказала она. — В Одессе Саша решил остаться в последнюю минуту. Он отказался нас сопровождать, и мы стали подниматься на палубу судна. Я, мама, Маша, Кирилл и нянюшка. Тогда мне казалось, что он предал меня. Только гораздо позже я поняла его мотивы, когда он все-таки добрался до Парижа. Осознание того, что он находится в изгнании, будто поджаривало его на медленном огне. Иногда я ловила себя на мысли, что жалею, что он не погиб на русской земле.

Она говорила так тихо, что он должен был наклонять голову, чтобы слышать ее. По ее строгому, но ясному лицу он читал о страданиях, выпавших на ее долю. В какой-то момент она показалась ему такой уязвимой и хрупкой, что он еле сдержался, чтобы не прижать ее к себе, но она взяла себя в руки и развернула плечи.