Читать книгу "Древние чары и Синдбад - Шахразада"

Но не знал учитель о второй тайне Хасиба. А сам мальчик вовсе не торопился кому-то о ней рассказывать.

Да, уже не первый год снился ему время от времени один и тот же странный, тревожный сон. Но теперь он стал чуть иным.

Вновь первыми в абсолютной черноте пришли слова неведомого языка, которые произносил странным свистящим шепотом некто невидимый. Вновь, как и раньше, каждому из этих слов сопутствовала яркая цветная полоса или, быть может, лента своего цвета. Но теперь Хасиб уже ясно видел, что это вовсе не лента – каждому слову сопутствовала змея: извивающаяся, с блестящей шкурой, переливающейся в солнечных лучах. Хотя откуда во сне было взяться солнцу? Но сейчас Хасиб не задумывался об этом. Как раньше не менялись эти ленты, так теперь не менялись эти существа – от лимонно-желтого, пронзительно-яркого полоза к темно-коричневому, благородно-сдержанному, но беспощадному аспиду. И далее точно так же, как и в первых снах, цвета изменялись. Перед глазами спящего мальчика вновь играли на освещенной солнцем поляне десятки змей. Переливы их блестящей кожи поражали и оглушали всеми цветами и оттенками, присущими живой природе, – от нежного, едва заметно розового, каким бывает восход в горах, до тускло-пурпурного, уходящего в черноту. И слова… О, эти слова! Они все так же начинали и завершали пляску, но теперь уже не цвета, а пляску между жизнью и смертью.

Теперь и глухой мог различить шелест, который по-прежнему был подобен перешептыванию листьев в кроне дерева. А потом из этого шуршания стали доноситься, все более явственно, слова:

– Ас-сасай! Асс-ни! Сансис! Суассит!

Затем вновь все стало затихать – змеи бесшумно свивались в клубки, переползали от одного яркого пятна, может быть, травинки, а может быть, кома земли, к другому. Вновь во сне Хасиб уже надеялся на то, что все прошло, и тут звучал поистине громовой раскат новой фразы, оглушительно непонятной и все такой же пугающей, и появлялась на этой солнечной поляне с сотнями змей истинная царица этого карнавала красок – ослепительно-алая огромная змея:

– Шуан-сси суас-си, суас-ассат…

Эти звуки все так же иссушали, кажется, и саму душу. Еще миг – и Хасиб готов был упасть лицом в это шипение, шуршание и клокотание смертельно-опасной жизни, чувствуя, что его жизнь закончена и не стоила ни гроша… Он готов был уже расстаться с миром, погрузиться в благословенную, тихую и беспросветную черноту забвения… И в этот миг все заканчивалось.

Нельзя сказать, что пробуждение после такого сна бывало отрадным. Напротив, Хасиб чувствовал себя так, словно его всю ночь били палками мальчишки, которые почему-то рассердились на него сверх всякой меры. Болели и спина, и бока, и лицо, и ноги. А вот руки не болели, но их так сводило, что мальчику приходилось разминать пальцы несколько бесконечно долгих минут, чтобы вновь почувствовать ток крови и отрадную уверенность в движениях.

Увы, этот сон, как и раньше, изматывал, и пусть теперь он был более осмысленным, равно как и ужас, что оставался в душе после пробуждения, но понять, что же его вызвало, было все так же невозможно.

– Надо рассказать учителю, – пробормотал Хасиб, проснувшись в одно нерадостное утро. – Еще одной ночи такого ужаса я не выдержу.

И это было чистой правдой – сердце его быстро и оглушительно громко билось, а ужас, который вызвало зрелище десятков извивающихся смертельно опасных клубков, изгнал из разума все остальные чувства. Но мальчик признался самому себе, что сегодня сон отличался и еще кое-чем. Слова… О, слова, которые раньше жили лишь во сне, теперь пробудились вместе с утром.

Теперь Хасиб прекрасно помнил звучание каждого из них, их шипящую и свистящую душу, но по-прежнему, и, быть может, к счастью, не знал их значения. И тогда Хасиб решился вновь произнести их вслух (хотя потом он так и не мог ответить себе на вопрос, зачем же он это сделал):

– Ас-сасай! Асс-ни! Сансис! Суассит!

С минуту было тихо – так часто бывает на рассвете, когда все живое еще наслаждается последними, сладкими мгновениями сна. Но потом какое-то неясное шуршание раздалось у самого окна. Хасиб затаился, пытаясь понять, происходит это на самом деле или лишь мерещится ему.

Шуршание повторилось. Оно стало чуть отчетливее и теперь слышалось куда ближе. Хасиб плотнее укутался в кошму и подобрал под себя ноги. Он, конечно, уже почти ничего не боялся (да и как может неизвестно чего бояться столь взрослый юноша?). Но почему-то этот звук, так похожий на те, что слышались ему в сновидении, изрядно испугал его.

Хасиб накрылся с головой и одним глазом следил за тем, что происходит в комнате. Шуршание все приближалось, но мальчик никого не замечал. И наконец оно стало оглушающе громким…

И в этот миг показался его, страшного шуршания, источник: из угла рядом с ложем Хасиба выскочила мышка. Она стремилась как можно быстрее покинуть комнату, вероятнее всего, весьма озабоченная необходимостью пополнения запасов на зиму.

Мальчик почувствовал, что по его спине катится капля холодного пота. Ему, оказывается, было не просто страшно, а по-настоящему жутко. И кто его так испугал? Серая мышка… Даже не мышка, а так, мышонок…

– Хасиб, – громко произнес мальчик, решительно вставая на ноги, – ты действительно «Хасиба – тощая и глупая девчонка»! Испугаться мыши! Да так, что тебя не слушаются руки и под тобой трясутся ноги… Стыдно! Недостойно будущего кузнеца и ученого человека!

Хасиб, конечно, гневно отчитал сам себя и по дороге к учителю не раз назвал себя трусливой девчонкой. Но ужас, пережитый этой ночью, был столь силен, что мальчик решил рассказать учителю все. Все, что видел во сне, все, что слышал. И все, чего боялся.

И еще на одно деяние решился Хасиб. Он вновь вслух произнес слова из сна. Быть может, для того, чтобы убедиться, что это был просто сон и этот свист-шипение ничего не значит…

Он остановился, не дойдя до пристанища учителя нескольких десятков шагов, и громко проговорил:

– Шуан-сси суас-си, суас-ассат…

И ничего не произошло. Лишь с высокого пирамидального тополя сорвались птицы, что прятались в кроне, и с громкими криками исчезли в высоком по-утреннему голубом небе.

– Мало ли от чего могут с криком покинуть дерево птицы… – пробормотал Хасиб и сделал еще несколько шагов к дому почтенного Саддама.

Как ни уговаривал себя мальчик, что следует все и немедленно рассказать наставнику, но в то утро не смог произнести ни слова. А потом сон понемногу забылся, как забылся и ужас при виде клубков змей и страх от произнесенного вслух удивительного сочетания звуков.

Свиток шестнадцатый

– В то утро я ничего наставнику и не рассказал. Как не смог решиться это сделать еще довольно долго. Странное сновидение нечасто возвращалось ко мне. Еще реже я мог вспомнить его. Когда же Аллах всесильный позволил мне примкнуть к вашему цирку, почтенная гадалка, я стал уставать так, что не помнил сновидений, ибо валился с ног и спал как колода. Но иногда… вот как вчера…