Читать книгу "Все учесть невозможно - Марина Серова"

Я открыла глаза.

И вскочила.

— Черт! — проговорила я в полном замешательстве.

Опять…

Да, я опять была в бункере. Значит, мне ничего не приснилось. Сейчас появится Халивин и…

«Да не появится, — вдруг поняла я. — Халивин не появится. Все гораздо страшнее».

Сейчас появится мадам Швондер.

Сейчас я наконец-то начала понимать, что такое настоящее отчаяние. И ведь сама во всем виновата. Могла бы сразу все перевалить на Мельникова…

За дверью раздались гулкие шаги. Я надеялась, что это ко мне. Но не тут-то было. Шаги удалялись, даже не остановившись возле моего «номера».

«А самое мерзкое — это неизвестность, в которой я теперь пребываю», — грустно подумала я.

И от этого на душе стало так плохо, что надо было срочно выбираться из подобного состояния.

* * *

Я огляделась. Окна были зарешечены. Конечно, на что еще можно рассчитывать? Страшные люди обычно сами всего боятся. В том числе и самих себя…

«Ладно, выберемся», — решила я. Определить бы еще, куда они спрятали Федора?

Шаги опять застучали по коридору. На этот раз я не стала обращать внимания на их психические атаки. Сделаем вид, что все мне в кайф. Я как раз мечтала отдохнуть — есть ли место, более подходящее, чем это? Какие Канары, что вы? Теперь я всю жизнь буду отдыхать только в вашем бункере. Тихо, спокойно и безопасно. Вздумает НАТО побомбить нас — а я тут. В безопасности. И не дотянется до меня проклятая лапа мирового империализма…

На сей раз шаги остановились возле моей двери. Несмотря на ужасную головную боль, я придала своему лицу выражение глупой безмятежности и встретила входящих ясным и невинным взором.

Сначала вошли три бугая в странной форме, в которой почему-то на гимнастерках была вышита свастика. Вот уж какую глупость придумали!

Красавцы остановились, расставив ноги и набычившись. На меня они смотрели так многообещающе, что у меня не осталось сомнений, где-то у них припрятана дыба и испанский сапожок, и все это — про мою честь. От такой мысли мне захотелось напрячь все мозговые извилины, дабы поскорее придумать, как лишить этих господ своего общества.

А за ними последовала она. Моя красавица в кожанке. То есть она была одета вовсе не в кожанку, а в строгий костюм от Клайма. Этакая модернизированная Ева Браун.

Она остановилась почти в такой же дурацкой позе, как ее верные псы. Ноги расставила, как на панели — ах, простите, что я напоминаю вам о вашем прошлом!

— Добрый день, Таня, — промолвила она, улыбаясь. Кстати, у нее могла быть вполне приличная улыбка. Если бы не этот холодный взгляд.

— Здравствуйте, Ирина, — отозвалась я, рассматривая свой ровно отполированный ноготь.

— Я же просила вас прекратить ваши изыскания… — укоризненно произнесла она.

Бог мой! Какая вежливость! И какие слова знает…

— Дело в том, Ирина, что я не привыкла успокаиваться, пока не отыщу то, что мне нужно, — улыбнулась я.

Ее раздражало мое спокойствие. Она пыталась держать себя в руках, но это давалось ей с трудом.

— И к тому же, Ирина, вам должно быть стыдно! Посмотрите, как легко от романтики красных косынок вы перешли к обычной уголовщине…

Она вспыхнула, но усилием воли подавила свою ярость.

— Ваше мнение совершенно не интересует меня, — усмехнулась она. — Мы стоим по разные стороны баррикад…

— Ага, — согласилась я. — Вы по ту сторону зла, а я — по эту сторону добра…

Ницше она тоже не читала. Интересно, а что она вообще читает, кроме «Что делать?» и «Майн Кампф»?

— Не надо так демонстративно выпячивать свой интеллект, Таня, — укоризненно и сокрушенно произнесла она, немного наклонив голову, — люди могут обидеться…

— На что? — рассмеялась я. — На то, что у них этого нет? Господи, что же у вас за компания тут собралась? Чего ни хватишься, ничего у вас нет, как говорил Воланд. Может, вы поэтому такие озлобленные?

Кажется, я переборщила. Она дернулась, пробормотала сквозь зубы, что они не «озлобленные», а «добивающиеся справедливости». Лицо у нее при этом совершенно перекосилось, как будто я сунула ей в рот стручок кайенского перца.

— И какой вы ищете справедливости в области интеллекта? — тем не менее продолжила я атаку. — Всем срочно стать идиотами? Чтобы вам не было обидно? Умнеть-то вы не собираетесь?

Она втянула воздух, расширив глаза так, что я с невольным удивлением отметила, что, если очень постарается, она может выглядеть вполне привлекательно.

— Я поговорю с вами позже, — многозначительно пообещала Ирина.

— Вызовете на допрос? — уже вслед ей спросила я.

Она остановилась. Обернулась. Наши взгляды встретились.

Дуэль была недолгой, но ведь это было только начало.

— Нет, на беседу. Дружескую, — зловеще усмехнулась «добивающаяся справедливости».

И пошла прочь, круто развернувшись на своих высоких каблуках.

* * *

А вот не уйди от нее муж, была бы она нормальной бабой, с грустью подумала я. Все-таки надо было ему принести себя в жертву человечеству. А то — эвон эгоист какой выискался! Сам буду радоваться жизни, а ты, Танюха, давай мучайся из-за неудовлетворенного либидо моей дражайшей супруги!

Кстати, чего ей от меня, собственно, надо? Ведь, насколько я могу судить, проклятая дискета уже у них.

Завещание? Но я-то тут при чем? Или меня опять хотят нанять таким нестандартным способом? Может, им и врачей вызывать на дом именно так? Похитил бедолагу — и пускай лечит?

Шутки шутками, но меня-то похитили уже второй раз. И меня вся эта ситуация отнюдь не забавляла.

— Таня…

Я вздрогнула. Боже мой, Танька… Откуда она здесь?

Я выглянула из окна.

Невесть откуда взявшаяся, бесстрашная, как маленькая Жанна д'Арк, девчонка шла мимо стены и шептала возле каждого окна:

— Таня…

Я выглянула сквозь решетку.

— Ты сошла с ума, — прошипела я, — знаешь, что они с тобой сделают, если поймают?

— Ничего, — прошептала она, — я тут еду прошу. Как голодная беженка.

Я рассмеялась. В своем репертуаре… Надо перенять ее находку на будущее.

— И подают?

— Мало, — пожала она плечами.

— Ладно, слушай внимательно. Найдешь Мельникова и передашь ему, что я в бункере. Мне нужна его помощь. Запомнила?

— Да, — кивнула она. — А…

— Федора я отыщу. Он где-то здесь, — пояснила я ей. — Теперь делай ноги отсюда побыстрее. Пока они тебя не заметили.