Читать книгу "Возвращаясь к себе - Елена Катасонова"

Мама ни о чем не спрашивала, делала вид, что верит регулярным ночевкам у Кати. «Только утром обязательно позвони», — робко радовалась за дочь. «Значит, кто-то у нее появился», — пугалась вежливого голоса в трубке: «Будьте добры, Лену» — это был голос не юноши, но мужчины. Успокаивала себя: «Она тоже ведь взрослая», — а все равно волновалась и жалела Диму.

— Леночка, тебе письмо!

— Положи на стол, — равнодушно отвечала, не выходя из своей комнаты, Лена. — Вечером прочитаю.

«Вечером… Бедный мальчик», — вздыхала Наталья Петровна и оставляла письмо на столе.

В один из таких воскресных пустых вечеров Лена, измученная нетерпеливым ожиданием понедельника, невнимательно и раздраженно прочитав восторженное шестистраничное письмо Димы — он скоро, совсем скоро приедет и они наконец увидятся! — начертала на клочке бумаги короткий ответ.

Дорогой Дима! — писала она. — В первых письмах ты все просил у меня прощения, помнишь? Но только теперь я тебя по-настоящему поняла и могу с чистым сердцем простить. Почему, ты, надеюсь, догадываешься. С недавнего времени я больше не виню ни тебя, ни мою бывшую подругу Таню. И зачем нам, собственно говоря, встречаться? Чтобы вспоминать так называемое былое? Но разве время не наложило на него свою лапу?..

Письмо было жестким, даже, пожалуй, жестоким. Лена страдала и мучилась: эти оговоренные два дня в неделю странным образом унижали ее, хотя из последних сил она старалась не обижаться. Переложив часть ноши на Димины плечи, она успокоилась. «Ведь Миша работает, — подумала утомленно. — Он человек творческий, и если ему хорошо пишется, значит, надо терпеть и ждать».

Она отложила учебник и взяла подаренную ей книгу. Долго откладывала, робея — это же все равно что заглянуть в Мишину душу, — теперь решилась: хоть какое-то с ним общение. Его мысли, его слова и что думает он о жизни… Она читала, закрывшись у себя в комнате, и недоумение, какой-то даже испуг возрастали с каждой прочитанной ею страницей.

Это была нудная, растянутая история о преуспевающем человеке, приехавшем на старости лет в городок своего детства, где он бродит по улицам и умиляется — его, оказывается, все помнят и уважают, — а потом вдруг понимает — хотя читателю это ясно давно, — что его принимают за кого-то другого, и, обозлившись, расстроившись, пользуясь сходством с неизвестным своим двойником, зачем-то делает мелкие пакости, прикрываясь именем уважаемого в городке человека.

Почему литературные герои то и дело тянутся в города своего детства? Что они там забыли? Воспоминания? Но для этого не нужно никуда уезжать. В жизни Лена ни разу с такой странной тягой не сталкивалась. Мама же не ездит в Зарайск, где прошло ее детство. Надо бы порасспрашивать почему: Зарайск совсем рядом. Может, это присуще старости? Но герой романа не так уж стар.

Лена закрыла книгу, покосилась на переплет. И это — лучшее, что написал ее Миша? Эту книгу не издавали по каким-то, как намекнул Миша, политическим соображениям? Непостижимо! А она-то стеснялась, что не знает такого писателя, собиралась пойти даже в Ленинку — прочитать все, что он сочинил. Теперь поняла — не надо. Раз это — лучшее, то не надо. Что же ему сказать? Он явно ждет, посматривает на нее вопросительно.

Лена в смятении позвонила Кате.

Катя слушала терпеливо, но когда Лена, нервно посмеиваясь и заикаясь, принялась пересказывать, не выдержала.

— Я тебя умоляю, остановись! Это не он такой, это вся наша бывшая литература такая.

— Но Астафьев, Шукшин, Трифонов…

— Ты бы еще вспомнила «Три минуты молчания»! Они — исключение, как раз поэтому мы их знаем. Даже мы — новое поколение.

— И что мне теперь делать?

— А почему ты должна что-то делать?

— Ну как же? Что-то нужно сказать…

— Похвали, — мирно посоветовала Катя. — Дочитай по диагонали и похвали — найди хоть что-нибудь стоящее.

— Но я так страшно разочарована… Але… Чего молчишь?

— Думаю.

— О чем?

— Не о чем, а о ком. О тебе.

— И что ты обо мне думаешь?

— Что ты — дурочка, — снисходительно сказала Катя. — Димку из-за чего потеряла? То-то! Теперь вроде опомнилась. Скажи как на духу — тебе хорошо с этим Мишей?

— Очень.

— Ну вот, — сказала довольная своей прозорливостью Катя. — Это и есть самое главное, а может, единственное. Остальное не важно. Литература, искусство, разные философские размышления — о смысле жизни, ну и вообще — вторичны. Для этого есть подруги. Мужики — совсем для другого.

— Но с Димкой…

— Знаю, знаю! Обидно, да. Такая духовная близость бывает нечасто. Но как раз из-за нее он и робел. А тут попалась энергичная Таня.

— Знаешь, что однажды он написал? Что теперь все понял — на расстоянии. Стоит на посту и думает.

— Так что же он написал?

— «Ты мне светила одной стороной, как Луна. Другую твою сторону я не знал. Не решался даже себе представить…»

— Поэтично. Куда твоему писателю. А письма его, как я погляжу, не оставляют тебя равнодушной?

— Ты знаешь, нет, — после некоторого колебания призналась Лена. — Но я ему обо всем сообщила.

— Долго думала? — печально спросила Катя.

— Нет, не долго… Совсем не думала.

— Ну и напрасно, — осудила подругу Катя. — Во-первых, жестоко, а во-вторых, неразумно.

— Неразумно?

— Ага. Всегда нужно оставить мостик, по которому можно вернуться, — так мне говорила мама.

— Не хочу я никуда возвращаться, — грустно сказала Лена.

— Мы не знаем себя, — живо возразила Катя. — Мама говорит…

— У тебя мама — как Библия! — неожиданно вспылила Лена. — Что ты все на нее ссылаешься?

— А мы с ней дружим, — просто объяснила Катя. — Ну, пока. Завтра, как я понимаю, на лекции не придешь?

— Заметила? — смутилась Лена.

— Еще б не заметить, — засмеялась Катя. — Понедельник, четверг… Почему, кстати, не воскресенье? Гляди, скоро сессия, пожалуй, допропускаешься…

Лена повесила трубку, пошла к себе и повалилась без сил на тахту. Почему, в самом деле? В понедельник и семинар, и серьезные лекции, а она не ходит, безрассудно наращивая долги. Внезапно в ней вспыхнул гнев — его совершенно не интересуют ее дела! Ему все равно, что она пропускает чуть ли не половину занятий, да еще платных! Зачем он оставил в Москве свой мобильник? Почему она не смеет позвонить дежурной? Всегда звонит он! Ведь могут же его позвать к телефону?

— Слишком сложно, — обронил он небрежно в ответ на ее несмелый вопрос. — Лучше я сам буду тебе звонить. А мобильник — это уже доказано — мешает творчеству.

Видела она плоды его творческого труда! Не дай бог никому пережить такое страшное разочарование… Может, поэтому она так осмелела — прочитала эту бездарную — да! — серятину и осмелела? Во всяком случае, колебаться и сомневаться Лена не стала. Она пойдет к нему сегодня, сейчас! Ей так хочется его видеть, с ним быть — ощутить его пальцы на своей груди, внезапное волнение — предчувствие страсти, — а потом — такой взрыв, что, кажется, ничего больше не нужно, и какая разница, талантлив он или нет и что он там пишет?