Читать книгу "Бабочка на ладони - Катажина Грохоля"

И прыщей тоже.

Даже покраснения не будет.

Вот и все.

* * *

Перед Басей табличка с надписью «Коллегия адвокатов». Четвертый этаж, стрелка указывает направо. Время назначено, ждать не придется. Потом она поедет к Юлии, поможет ей с переездом. Буба тоже обещала прийти, но она все равно не сможет ничего таскать, у нее, кажется, какой-то диск выскочил. В ее-то годы? И Роза забежит, но из нее тоже не ахти какой помощник, врач предупредил ее о каких-то осложнениях с сухожилиями.

А у нее, у Баси, рушится семья. Такая мелочь. Вот так оно бывает: и позвоночник в порядке, и сухожилия…

Ничего, она начнет новую жизнь. Может быть, Роза позволит ей какое-то время пожить у нее. В этой пропитанной ложью атмосфере Бася не останется ни на минуту.

Она сидит неестественно прямо. Перед ней женщина-адвокат. Трещит как пулемет. А то наклонится к собеседнице и тычет указательным пальцем в воздух, целясь куда-то в область сердца.

— Именно поэтому ответчик постарается незамедлительно поставить истицу в невыгодное положение.

— Какую истицу?

— Как какую? — Во взгляде адвокатессы сквозит брезгливость. — Вас! Помню такой случай: одна женщина (фамилии называть не стану, вы же понимаете, профессиональная тайна, только и смешная же у нее была фамилия, по мужу, ха-ха-ха, ой-ой-ой, нет, все равно не скажу)… Так вот, эта женщина была уверена, что супруг поведет себя как порядочный человек. Наивная! Совсем как вы! Глубочайшее заблуждение!

Адвокатесса встает (на ней узкая юбка с разрезом сзади) и ударяет кулаком по столу; Васька подпрыгивает от неожиданности, госпожа адвокат сверлит ее взглядом.

— Ничего! Она не получила ничего!

— Квартира не моя. — Бася кладет руки на колени. Ну почему она потеет, ведь руки у нее всегда были сухими… А сейчас — влажные.

— Вы обязаны бороться, я призываю вас к сознательной борьбе за свои личные интересы. Та тоже ждала, и вот вам результат. Еще перед разделом муж вывез из квартиры все имущество! Все! Даже ее эпилятор забрал!

— У Петра — своя бритва. — Бася пытается понять хоть что-нибудь, но тщетно.

— То есть ответчик здесь, в данном случае, будет вести себя точно так же. Уладьте как-нибудь с ним этот вопрос, а в остальном… положитесь на меня.

— Но ему ведь действительно не нужен мой эпилятор… Ему есть чем бриться…

Адвокатесса смотрит на нее с жалостью.

— Дорогая моя! Я могу привести и не такие примеры! В суде сами увидите, что будет твориться!

— Как вам кажется, надежда есть? Вдруг суд сможет нас примирить…

— Это уж как вам будет угодно, — сухо роняет адвокатесса. — Примите окончательное решение, тогда и приходите. Мы теряем время.

— Но у него кто-то есть, — шепчет Бася. Доказательства лежат у нее в рюкзачке! Вот они, под рукой!

— Разумеется!

Разумеется? С какой стати? Почему у этой совершенно посторонней женщины и тени сомнения нет, что Петр, ее любимый Петр — лжец и изменник? Еще чего!

Адвокатесса веселела на глазах.

— Какой же мужчина бросит столь привлекательную женщину? — Вскочив на ноги, решительная дама оперлась на стол рукой (на пальце красивое кольцо с сапфирами) и вещает в пространство, поверх головы Баси. — Какой? Только тот, кто уже подыскал себе другую. Тот, кто плюет на святость супружеских уз. Негодяй намерен уйти, намерен обокрасть бывшую жену, лишить ее совместного имущества. Мерзавец станет манипулировать фактами. Но мы ему не позволим!

Адвокатесса выходит из-за стола, склоняется над Басей и доверительно шепчет:

— Мой муж поступил точно так же. Даже телевизор забрал, который я, обратите внимание, получила в качестве премии на десятилетие моей работы в коллегии! Именно поэтому я советую: будьте начеку! Ничего! Мы его сделаем!

* * *

Ксендз Енджей прижал к уху телефон, даже вилку отложил, и все говорит, говорит…

На лице у Марты недовольное выражение. Стынет же все!

— Да уж постарайтесь. У вас нет другого выхода! Это вопрос жизни и смерти! Я же писал! Так сколько? Хорошо. Нет, не переводом. Я сам приду и распишусь в получении наличных. Да вознаградит вас Господь.

Ксендз откладывает мобильник, и пани Марта моментально убирает аппарат на подоконник, где уже лежит ее телефон. На лице ксендза Енджея появляется виноватая улыбка, уж он-то точно знает: сейчас ничего нет важнее телятины. Ведь Марта готовит телятину лучше всех на свете, со вчерашнего дня она вымачивала ее в особом маринаде, с чесночком… Ничего не поделаешь, существуют вопросы высшего порядка (правда, с обедом в этом плане все равно ничего не сравнится…), нет, нет, он все прекрасно понимает и больше трепать языком не будет.

И ксендз Енджей склоняется над тарелкой.

Только стоит телефону опять зазвонить, как Енджей бросается к подоконнику, опережая домоправительницу, хватает телефон и поворачивается к Марте спиной, дабы этот василиск в фартуке (ксендз привез для нее из Италии) не убил его своим взглядом.

— Алло?

Он слушает с возрастающим удивлением, потом осторожно кладет телефон на место.

— Мы получили семь тысяч на счет.

— Не мы получили, а я перевела. — Марта смотрит прямо в глаза святому отцу.

— Вы, Марта?

Енджей знает, что это за сумма для домоправительницы. А она спокойна: вытирает руки, неторопливо разглаживает измятое полотенце, вешает его на гвоздик…

— И откуда это у вас такие деньжищи?

— И телефон — мой. — Марта прячет трубку в огромный карман римского фартука и медлит с ответом.

Куда торопиться-то?

Правда, ксендз Енджей ждет, а еда стынет.

— Я играю… немного… на бирже…

— О… азарт — это великий грех… великий…

— Мне очень стыдно. — Марта исподлобья глядит на своего работодателя. В голосе — ни капли раскаяния. — Я и не знала, что биржа как-то связана с азартом, а кроме того, я сразу решила, что буду десять процентов передавать вам на эти ваши пересадки…

«Пусть теперь поломает себе голову!» — с нежностью думает она.

И ксендз Енджей потирает затылок, делая вид, что все это его не касается. Притворяться он не умеет.

— Значит, говорите, биржа? Доброе дело, доброе… Пятнадцать процентов, говорите?

* * *

Буба сидит рядом с Зенеком.

Надо отдышаться, она не рассчитала свои силы, а ведь Юлия ждет. Зенек наклоняется поближе к Бубе. Белая Дама на площади перестает обращать внимание на публику, пристально смотрит на них, машет рукой, как бы говоря: «Нет, не делай этого». Но Буба ничего не замечает. Ей нехорошо.