Читать книгу "Компаньонка - Лора Мориарти"

– Так и знайте, – сказала Луиза, лишь слегка понизив голос. – Ни за что не буду улыбаться на сцене только потому, что мне так велели. Я всегда буду улыбаться по-настоящему.

Кора вздохнула и возвела глаза к стеклянному куполу фойе. «Новый Амстердам»[17]был весь расписан изнутри; каждый дюйм в резных кучерявых лозах, цветах и птицах, те же узоры на зеленых и лиловых коврах. По мнению Коры, входную плату можно было брать уже за красоту, и еще за электрический кондиционер. Здесь у нее поднялось настроение, и она хоть на время отвлеклась от своего поражения и от сестры Делорес. Забирая Луизу с занятий, Кора постаралась взять себя в руки, и у нее фальшивая улыбка получилась лучше, чем у кордебалета «Причуд», – Луиза ничего не заподозрила.

Но теперь Кора действительно наслаждалась ревю и рада была развеяться. Скорей бы рассказать мальчикам и Алану, что она была на «Причудах Зигфельда» и видела самого Уилла Роджерса[18], не говоря уж о Фэнни Брайс[19], которая так смешно изображает балерину. Самой Коре танцовщицы понравились, хотя непонятно, зачем надевать на девушек в роли цветов свадебного венка нескромные костюмы, совершенно не закрывающие ног; у некоторых и живот был виден. Лучше сняли бы свои умопомрачительные шляпы с перьями и прикрыли бы ими бедра.

– А как ты различила фальшивые улыбки? – спросила Кора. – Мы же сидим в бельэтаже на последнем ряду.

– Они такие фальшивые, что даже оттуда заметно.

Задумчиво глядя на людей, Луиза сунула в рот ожерелье и принялась катать бусину между губ. Кора тронула ее за руку и покачала головой. Не поймешь, когда Луиза провоцирует нарочно, а когда просто не думает. Сегодня она надела платье без рукавов, черное, как ее волосы, и (когда не жевала украшения) выглядела изысканней всех взрослых дам в этом зале.

– А я думала, ты любишь театр, – сказала Кора. – Разве актеры не притворяются всегда? Это же их работа?

Луизу передернуло, будто Кора сморозила несусветную глупость. Эта девочка, несмотря на стрижку, иногда ужасно напоминала свою мать.

– Кора, игра – это не фальшь. То есть хорошая игра. – Она раздраженно покачала головой. – Настоящая актриса, настоящий артист чувствует то, что показывает. Вы же видели Фэнни Брайс. Вы хотите сказать, что между ее игрой и этими дурочками из кордебалета нет разницы?

– Ну, она просто забавная.

– Она гениальна.

Ага, с легкой усмешкой подумала Кора. Наконец кто-то удостоился похвалы ее величества. Доселе Луиза восхищалась только матерью и еще одной танцовщицей постарше из «Денишона» по имени Марта[20]– про нее Луиза сказала, что лучшей танцовщицы не видела. Значит, теперь в клубе трое. Всех остальных Луиза просто высмеивала. Мимо прошел седовласый мужчина в темном костюме; он не скрываясь оглядел Луизу. Та в ответ тоже задержала на нем взгляд. Затем повернулась к Коре:

– Изысканная публика, правда?

Кора кивнула. Она как раз думала о том, как странно, что этот театр, где мужчины в костюмах зажигают сигареты в мундштуках для дам в шелковых или расшитых бисером платьях, с длинными нитями бус и жемчугов, находится всего в трех десятках кварталов от приюта. В одном городе, даже на одной стороне Манхэттена – как это странно и невероятно. Между ними как будто целый океан.

– Так что, изысканная публика или нет? – Луиза явно ждала ответа.

– Конечно. – Кора почуяла неладное. Не похоже на Луизу – так настойчиво интересоваться ее мнением о чем бы то ни было.

– Гм, – улыбнулась Луиза, снова взявшись за бусы. – А между прочим, почти все женщины накрашены.

Кора поджала губы. Поймала. Когда они собирались, вышел спор о Луизиных румянах и помаде. Кора выстояла оборону и заставила Луизу все смыть. Луиза возражала, но Кора не поверила, что Майра разрешает ей краситься на манер шлюхи. Кора точно знала, что ярко накрашенные щеки и губы отличают женщин известного ремесла.

Однако теперь, оглядевшись, она увидела, что многие женщины (да что там, почти все!) щедро наложили тени на веки, подчеркнули глаза, подкрасили и покрыли блеском губы. Немало было и дам в юбках, едва доходивших до коленей. Конечно, по сравнению с полуголыми и размалеванными девчонками Зигфельда, которым они здесь аплодируют за свои деньги, дамы в фойе выглядели сущими монашками. Но в годы Кориной юности такие наряды были неприемлемы. Может, Луиза права? Может, правила меняются? Кора глянула на себя в зеркало с золотой рамой: длинное платье с высоким воротником, подколотые волосы, лицо без косметики. Выходя из квартиры, Кора полагала, что выглядит очень стильно в своем нарядном розовом платье с поясом, утягивающим (по возможности) талию. Но в фойе не оказалось ни одной молодой женщины в такой длинной юбке и с таким высоким воротником.

Может, она отстала от времени, мыслит провинциально, одевается старомодно. Может, она как те старухи, которые твердили ей и ее сверстницам, что они ведут себя нелепо, когда не дают покоя представителям и требуют от незнакомых людей на улице подписать петицию, добиваясь права голосовать.

Все же Коре не верилось, что устои и впрямь так хрупки. И куда заведет эта новая мода? Где пределы? Пройдет еще несколько лет, и что – все будут ходить с голыми бедрами и грудью, а которая не будет, та ханжа? Или женщины вообще перестанут одеваться? А что? Грим и белье, вполне достаточно. Главное – современно. И как отличить представительницу древнейшей профессии от приличной женщины, если все одеты одинаково?

Кора наклонилась к Луизе и шепотом произнесла:

– Даже если теперь и позволено краситься, мне все равно кажется, что это вульгарно. И многие со мной согласятся.

– Но вы же сказали, что они выглядят изы…

– Изысканно – значит богато. Но богатая или небогатая, а если женщина явно накрашена, то кажется, что она безрассудная. И всем это видно. Нарумяниться – это все равно что написать у себя на лбу: «Здрасьте, мужчины, а ну-ка все смотрите на меня».

– Разве плохо стремиться быть красивой?