Читать книгу "Черные ангелы - Франсуа Мориак"

— Вставай, красотка!

Она не шевельнулась. Тогда он пнул каблуком ее обрюзгшее тело: она поднялась. Он обхватил ее за талию, привлек к себе, словно в танце, и произнес все тем же ровным голосом:

— Когда мы были маленькими, здесь, на этом самом месте, я брал сестренок Дю Бюш за руки, кричал им: «Держите меня крепче!», и мы бежали вниз. Вот так!

Он увлек ее к обрыву. Она взвыла, повалилась на землю. Охваченный внезапной яростью, он пихал ее ногами и руками, катил, как бочку. Она задыхалась, донизу докатилась уже совсем без чувств. Тогда он навалился на нее всем телом, улегся сверху, придавил и неторопливо осуществил наяву то, что так часто проделывал в своем воображении: сжал ей горло и задушил. Небывалая сила влилась в его пальцы, он продержал их на горле намного дольше, чем требовалось. Когда бы не леденящий дождь, он бы, кажется, так их и не разжимал. Душил бы и душил труп без устали.

Градер переводит дух: самое сложное позади. Он промок до нитки от дождя и от пота. Идет удостовериться, что за день никто не тронул доски, прикрывающие вход в пещеру: прежде в ней, вероятно, укрывались от дождя рабочие. Заходит внутрь, зажигает фонарь: проклятый дождь просочился-таки неведомо как, и яма, вырытая прошлой ночью, полна воды: «Искупается в последний раз…» Как же он устал! Впрягается снова, волочит ее за ноги, они еще не окоченели. Только теперь она уже не сопротивляется. Гляди-ка, башмачок потерялся! Приходится пройти назад с фонариком. Без башмачка никак нельзя… Ага, вот он, каблук свернут…

Остался пустяк по сравнению с работой, проделанной накануне. Засыпать яму нетрудно, не то что рыть. Но почему-то сбивается дыхание, руки едва держат лопату, ноги ватные. Градер разравнивает землю, присыпает гнилой соломой и папоротниками… Никто никогда не заглядывает в этот закуток. А лопата? Рукоятку закопать в песок. Лезвие бросить в Бальон, там есть глубокое место, где никто искать не станет. До чего же тяжело карабкаться по склону! И дождь этот нестихающий! Градер уже без сил… будто кто-то поддерживал его до этой минуты… а теперь бросил. Темно. Он прижимает к себе лезвие лопаты, больно впивающееся в пальцы. Вот и дорога. В тот вечер, когда он приехал в Льожа, она была залита лунным светом. Сегодня небо словно прорвало, и под ногами хлябь. Мост через Бальон: надо спуститься чуть ниже; он идет по заболоченному лугу, увязая по щиколотку и всякий раз с громким чавканьем вытаскивая ногу. Бросает лопату в речку, возвращается на дорогу. Преступление уже наложило отпечаток на его внешность. Ненависть, копившаяся в нем четверть века, вдруг улетучилась, он выплеснул ее всю. Он вспоминает себя двадцатилетним юношей в комнате на улице Ламбер. На рваных обоях бурые пятна крови от комаров и клопов. Он дожидался ухода Алининых клиентов и поднимался к ней погреться… Ну и что с того? Он убил ее, чтобы не быть убитым самому. Зачем искать оправданий?

Но сила, толкавшая его на преступление, оставила его. Мерзкий страх постепенно овладевал его мыслями. Одиночество, какого он еще не испытывал никогда, придавило его тяжелым гнетом. Один! Где то неведомое, что распаляло его изнутри? Куда подевались таинственный вожатый и вкрадчивый голосок, всегда готовый дать совет? До сих пор он шел, как слепой за собакой-поводырем. А тут собака вдруг оборвала поводок, в темноте слепой открыл глаза и прозрел.

Остается только ждать, когда набежит свора. Станут искать, вынюхивать, возьмут след, лай будет слышаться все ближе и ближе. Сначала появится первая ласточка: несколько строчек в газете, намеки на подозрительного свидетеля. Возбудят судебное расследование. Его станут допрашивать: час, два, ночь напролет. Палачи будут сменяться. Возьмут измором. Правда о его гнусной жизни выйдет наружу… Дойдет до Андреса! Но осуществи Алина задуманное, сын также бы все узнал…

Когда бы не дождь этот упорный, лечь бы сейчас поперек дороги! Дом священника. Ах, если бы он мог постучать в эту дверь! Но он не смеет. Он присаживается на корточки у мокрого порога и робко проводит по нему рукой. Гладит его, будто это не камень, а человеческое лицо, чувствует пальцами его морщины.

XV

Градер поднимается по лестнице спящего замка, ботинки несет в руках — это две глыбы грязи. Под дверью своей комнаты видит полоску света. Разве он не погасил лампу? Входит. Перед иконами коленопреклоненная фигура — Матильда. Она встает, смотрит на вошедшего, не говоря ни слова. Он рад, что она здесь. Его бьет дрожь.

— Мне холодно. Позволь, я лягу в постель.

Голос жалобный. Точно милостыню просит. Градер скидывает с себя промокшую одежду. Матильда отворачивается, но чувствует запах сырой шерсти и пота. Он ложится, натягивает пуховое одеяло по самые глаза. Матильда видит лишь дрожащий комок и белые пряди волос.

— Возьмешь мои ботинки, очистишь от грязи, — говорит он. — Одежду спрячь.

К ней наконец возвращается дар речи: где он был? что делал?

— На Утесе, — отвечает он. — Помнишь? Помнишь, я брал вас обеих за руки… — Внезапно он переходит на шепот: — Я спасал свою жизнь… Имею я на это право?

В вопросе звучит мольба. Из-под одеяла на Матильду смотрит старик.

— Выходит, я твоя сообщница? — спросила она потерянно. — Сообщница? Ну да, разумеется, я ведь знала…

— Нас никто не видел… В Париже она жила в меблированной квартире… С хозяйкой давно рассорилась и никогда не говорила ей, куда идет. В письмах Симфорьена полиция не найдет ни адресов, ни имен. Сам он первый не захочет вмешиваться в это дело, если оно и всплывет. В крайнем случае ты его отговоришь. Алина была совершенно одинока. Ну, предположим, вызовут меня, допросят… И что? Я был здесь…

— А маркиз де Дорт? Это же он готовил тебе ловушку, и он, возможно, знает о поездке Алины. Он наведет полицию на след. Если учесть, что он тебя ненавидит…

Градер подскочил и едва не вскрикнул: невероятно, но о маркизе он не подумал.

— У него нет доказательств. Я буду все отрицать…

Матильда пожала плечами:

— Брось! Неужели ты думаешь, невозможно узнать, куда она поехала? Она покупала билет. Кто-нибудь видел… Свидетели всегда отыскиваются.

— Я не двинусь с места… Затаюсь здесь… — пролепетал он.

Матильда присела на кровать и спросила, не глядя на него:

— Что ты сделал с этой женщиной?

— Мы повздорили. Она ведь приехала меня погубить, не так разве? Я не собирался… Ее цинизм меня взбесил…

Он лгал, пытался оправдать себя, придумывал смягчающие обстоятельства:

— Ты мне не веришь? Так знай, у меня с собой даже оружия не было.

— Да, но куда ты прошлой ночью ходил с лопатой?

Он посмотрел на Матильду с ужасом и ненавистью:

— Что это значит? Ты тоже за мной шпионишь? Выдать меня решила? Смотри, детка…

Неожиданно она поднесла палец к губам. В коридоре кто-то сдавленно чихнул. Матильда выглядывает:

— Это ты, Катрин? Да, я здесь. Габриэль позвал меня. Ему нехорошо, у него страшный жар. Хочу поставить ему банки. Они у отца? Ты можешь их взять, не разбудив его?