Читать книгу "Халтурщики - Том Рэкман"

Когда Кэтлин закрывает за ним стеклянную дверь кабинета, кое-кто в отделе новостей поворачивается, но ненадолго. Все же странно быть боссом и знать, что тебя обсуждают, в тебе сомневаются, возмущаются твоим поступкам, и, поскольку все подчиненные — журналисты, они еще и вопят, ноют и психуют из-за сказанных тобой слов.

Звонит «блэкберри».

— Мензис, — со вздохом отвечает она, — ты чего звонишь? Я тут, в кабинете напротив. — Она поднимает руку.

— Прости, прости, я тебя не заметил. Можешь зайти? Ты нам нужна.

Кэтлин делает ему одолжение.

На ужин Найджел готовит «оссо буко».

— Здорово пахнет, — говорит она, появляясь дома позже, чем обещала, как обычно.

В их квартире в переулке у Виа Национале могла бы поместиться большая семья, но живут они вдвоем. Мебели немного, как Кэтлин и хотела, в гостиной — хромированные стулья, в ванной — гранит, в кухне газовая плита и вытяжка над ней. В качестве декора в каждой комнате висит лишь по одной большой черно-белой фотографии в самом центре стены. Сюжет каждой соответствует комнате: на огромном снимке в кухне изображены повара, лепящие пельмени в гонконгском ресторане «Лу Юй»; в столовой висит громадная фотография пустых столов в ресторане «Эль Були» на Коста-Брава; в зале — интерьер стокгольмской усадьбы Скугахольм; а в ванной — гигантские волны прибоя, разбивающиеся о берег Антарктики.

— Выпьешь стаканчик? — и он наливает, не дожидаясь ответа.

— Что у нас сегодня?

Муж показывает бутылку, потом читает надпись на этикетке:

— Монтефалько. Капрай. 2001 год, — он сует нос в бокал.

Кэтлин же глотает, не церемонясь.

— Неплохо, но и не супер, — комментирует она. — Ты, наверное, умираешь с голоду. Прости, что задержалась. Воды принести?

— Позволь это сделать мне, моя госпожа.

Найджел работал адвокатом до тех пор, пока более двух лет назад они не уехали из Америки, теперь же он просто наслаждается жизнью: читает всякую чушь в интернете, покупает самые крутые продукты, за ужином хулит администрацию Буша и гордо несет звание домохозяина как знамя прогресса. Обычно он в такое время суток мечет молнии: ЦРУ изобрели кокаин; Чейни — военный преступник; теракт 11 сентября придумали нефтяные магнаты. (Он городит много чуши на тему политики. Где-то раз в неделю ей приходится одергивать его, иначе он становится совершенно невыносимым.) Но сегодня Найджел сдержан.

— Хороший был день? — интересуется он.

— М-м-м, да, неплохой, — Кэтлин просто умиляется, его действия так прозрачны. Он явно сделал что-то не то и его мучает совесть. Эта англичаночка — Найджел встречался с ней каждую неделю, они обсуждали неудачи левых. Потом он вдруг резко перестал ее упоминать. А насколько известно Кэтлин, неудачи у левых не прекратились. Так что, вероятно, между ними что-то произошло.

Но она с удовольствием поедает «оссо буко», лживое лицо мужа, прячущееся за похожим на аквариум винным бокалом, только забавляет ее, она не может заставить себя переживать. Если у них завяжется полноценный роман, она разозлится — такое развитие событий поставит под угрозу их отношения. Но не похоже, чтобы это было так. Он скорее склонен к случайным, ни к чему не обязывающим интрижкам, чем к связи, способной разрушить брак. Что будет, если Кэтлин просто проигнорирует проблему? Проблема исчезнет.

Когда назавтра она сидит в своем кабинете, звонит рабочий телефон.

— Привет, снова я.

— Простите, кто это?

— Кэт, это я.

— О господи, Дарио, я тебя не узнала.

— Я хотел пригласить тебя на обед. Партия Берлускони платит.

— В таком случае, я точно не пойду, — отвечает она. — Шучу, конечно, с удовольствием. Но я безумно занята. Я же тебе сказала, я, к сожалению, не обедаю. — Но потом она задумывается — вообще-то неплохо бы держать связь с лагерем Берлускони. Правительство Проди долго не протянет, будут досрочные выборы, и тут Дарио может оказаться полезен. — Но встретиться все же хотелось бы. Как насчет аперитива ранним вечером?

Они встречаются в баре в саду «Отеля де Рюсси»: под навесом во дворе, вымощенным брусками-сампьетрини, стоят столики, это похоже на частную римскую пьяццу, предназначенную только для постояльцев.

— Будешь плохо себя вести, — говорит Кэтлин, изучая напитки в меню, — я закажу тебе оздоровительный коктейль Пенджаб: йогурт, лед, розовая гималайская соль, корица и минеральная вода.

— А может, лучше Коибатини? — отвечает он. — Водка, листья виргинского табака, ром Бакарди восьмилетней выдержки, сок лайма и мед земляничного дерева.

— Листья табака? В коктейле? А что еще за земляничный мед?

— Я поступлю банально, — сообщает он, — и выпью совиньон.

— Я тоже поступлю банально.

Они закрывают меню и заказывают вино.

— Такая странная погода, — говорит Дарио. — Почти как в тропиках.

— Да, сидеть в ноябре на веранде — неплохо. Я, пожалуй, за глобальное потепление. — Кэтлин обещает себе выкинуть из своего репертуара эту дурацкую фразу — она срывается у нее с языка всякий раз, когда кто-то заговаривает о климате. — На самом деле нет ничего скучнее разговоров о погоде. Расскажи, как ты?

На этот раз она замечает, как сильно он исхудал. На Дарио сиреневый галстук и рубашка с итальянским воротником, которая висит на его плечах, словно на вешалке. А вот выражение лица у него не изменилось — все такое же наивное и теплое, благодаря чему он выглядит моложе.

— Ты стал другим, — замечает она.

— Да? Это хорошо. Представь, если бы я после стольких лет ни капли не изменился.

Ни капли не изменилась: так думает о себе Кэтлин. Ей сорок три, и она по-прежнему свежа, длинные сильные ноги в строгих брюках, тонкая талия, обтягивающая жилетка, блестящие каштановые волосы и всего несколько седых прядей.

— Так забавно видеть тебя снова, — говорит она. — Все равно что встретиться с давней версией самой себя. — Кэтлин интересуется судьбой их старых друзей и его родственников. Его мать, Орнелла, похоже, все так же сурова.

— Она все еще читает газету?

— За все эти годы ни одного номера не пропустила.

— Рада слышать. А как Филиппо? — спрашивает она о младшем брате Дарио.

— У него трое детей.

— Трое? Так непохоже на итальянца, — комментирует Кэтлин. — А у тебя?

— Всего один.

— Другое дело.

— Мальчик, Массимилиано. Ему недавно шесть исполнилось.

— Значит, женат.

— Масси? Нет, ждем, когда ему будет семь.

Кэтлин улыбается.

— Я имела в виду тебя, что это ты, должно быть, женат.

— Да, конечно. А ты?