Читать книгу "Спросите у пыли - Джон Фанте"

Часом позже я вышел на улицу, ободренный, умиротворенный, окрепший духом, и отправился домой тем же путем. Спешно минуя высотки, не торопясь вдоль заборов, еле волоча ноги по пустырю, где не мог не отметить промысел Божий в стройных рядах пальмовых деревьев, тянувшихся вдоль тропинки. Наконец я вышел на Оливер-стрит и стал подниматься вверх вдоль унылых и тусклых каркасных построек. Что проку в том, что человек, приобретая весь мир, теряет при этом собственную душу? И вдруг рождается четверостишье:

Бери все радости земные,

Копи их до скончанья лет.

Они единого мгновенья рая

Не стоят — нет!

Как верно! Как очевидно! Благодарю тебя, о свет небесный, что озаряешь путь мой!

Стук по стеклу. Кто-то тарабанил в окно в доме, затененном высоким виноградником. Я обернулся, отыскал окно, и вот что я увидел: ослепительная улыбка, черные волосы, вожделеющий взгляд и манящие пасы длинных пальцев. Господи, а что случилось с моим животом? И как мне предотвратить неминуемый паралич мысли и этот дикий наплыв крови, приводящий все чувства в хоровод смятения. Но ведь я хочу этого! Я просто подохну без этого! Слышишь, ты, женщина за окном, я иду к тебе. Ты ослепила меня, прикончила ядовитым коктейлем из восторга, судорог и радости, и вот я поднимаюсь по шатким ступеням.

К чему оно, это раскаяние? Зачем ты печешься о добродетели? Если бы ты погиб при землетрясении, то кого это волнует, блядь?! Вот я отправляюсь в центр города, там толпятся небоскребы, давай, земля, трясись, пусть меня похоронят под их обломками вместе с моими грехами! И кому какое до этого дело, блядь?! Ни богу, ни человеку! Завалит ли меня кирпичами или повешусь я — зачем, когда и как — это вообще не имеет никакого значения.

И вдруг, как наваждение, минуя мое бешенство, явилась она — идея, моя первая здравая идея, первая во всей жизни, полноценная, ясная и сильная, строчка за строчкой, страница за страницей — история о Вере Ривкен.

Я лишь коснулся ее, и она стала разворачиваться легко и просто, без лишний усилий, напряжений, раздумий. Она раскрывалась, движимая своей внутренней гармонией, струилась, как кровь. Вот она. Наконец-то я имею ее. Я иду и несу ее, не приставайте ко мне. Ох, парень, как я люблю ее, ох, Господи, как я люблю тебя и тебя, Камилла, и вас, и вас. Я иду и несу ее, и чувствую себя прекрасно, свежо, тепло, легко, отменно, я без ума от нее. За морями за лесами, только ты и я… Огромные словища, жирные словенции, прозрачные словечки… ура, ура, ура!

Взахлеб, неистово, бесконечно… Нечто огромное, длится и длится… Я барабанил по клавишам час за часом, час за часом до тех пор, пока плоть моя не взбунтовалась, это подкралось ко мне незаметно, постепенно проникло в мои кости, засочилось из меня, отвлекло и ослепило. Камилла! Я должен был заполучить эту Камиллу! Сорвавшись, я выскочил из отеля и бросился с Банкер-Хилла в «Колумбийский буфет».

— Опять пришел?

У меня перед глазами будто пленка, меня словно бы опутали паутиной.

— Почему бы нет?

Артуро Бандини — автор «Собачка смеялась», известный плагиатор Эрнеста Доусона и несомненный телеграммный жених. Есть ли смех в ее глазах? Ладно, забудь об этом, лучше вспомни о темнокожей плоти под ее блузкой. Я пил пиво и наблюдал ее за работой. Ухмылялся, когда она веселилась с мужиками, собравшимися возле фортепиано. Громко фыркнул, когда один из них положил руку ей на бедро. Да это мексиканец! Отвали, падаль, я тебе говорю! Не выдержал и подозвал ее. Она подошла, когда ей вздумалось, через пятнадцать минут. Будь ласков с ней, Артуро. Притворись.

— Хочешь еще чего-нибудь?

— Как поживаешь, Камилла?

— Нормально.

— Я бы хотел встретиться с тобой после работы.

— У меня другая встреча.

Мягче:

— Не могла бы ты отложить ее, Камилла? Мне очень нужно увидеть тебя.

— Извини.

— Пожалуйста, Камилла. Только сегодня. Это очень важно.

— Нет, Артуро. Я действительно не могу.

— Зато я могу, и ты встретишься со мной.

Она отошла. Я вскочил и отбросил стул в сторону. Она обернулась. Я взял ее на мушку указательным пальцем и проорал:

— Ты встретишься со мной! Ты, ничтожная надменная пивнушная шлюшка! Ты встретишься со мной!

Черт бы ее побрал, она обязательно встретятся со мной. Потому что я буду ее ждать. И я отправился на стоянку, сел на подножку ее автомобиля и стал ждать. Потому что не такая уж она и красавица, чтобы отказываться от свидания с Артуро Бандини. Потому что, боже мой, как я ненавидел ее характер!

И вот она появилась на стоянке, и Сэмми — бармен — был с ней. Она приостановилась, когда увидела меня, поднимающегося с подножки ее авто, взяла Сэмми за руку и придержала. Они пошептались. Похоже, будет драка. Отлично. Давай, ты, чучело буфетное, только попробуй дернуться, и я размажу тебя по своим подошвам. Я сжал кулаки и приготовился. Они подошли, Сэмми молча обогнул меня и забрался в машину. Камилла, глядя прямо на меня, открыла дверцу. Я покачал головой.

— Ты идешь со мной, мексиканка, — и схватил ее за запястье.

— Отвали! — закричала она. — Убери свои мерзкие лапы!

— Ты идешь со мной!

Между нами возник Сэмми.

— Может, это ей не по душе, юноша.

Удерживая Камиллу правой рукой, я поднял левый кулак к лицу Сэмми и проговорил:

— Слушай, ты мне никто. Так что держи свою вонючую пасть прикрытой.

— Не сходи с ума, — отстранился Сэмми. — Чего ты так распалился-то?

— Она пойдет со мной.

— Никуда я с тобой не пойду! — выкрикнула Камилла и попыталась сесть в машину.

Я схватил ее за обе руки, крутанул и отшвырнул в сторону, как элегантный танцор. Камилла сделала пару фуэте, но не упала. Она завопила, проклиная и обвиняя меня. Я изловчился, обхватил ее сзади и приподнял. Теперь руки ее были прижаты к телу. Она пиналась и старалась расцарапать мне ноги. Сэмми смотрел на меня с отвращением. Ясное дело, я и был отвратителен, но это моя проблема. Камилла плакала и боролась, но она была бессильна, скована по рукам и ногам. Когда она слегка притомилась, я отпустил ее. Она оправила платье, скрежеща зубами от ненависти и оскорбления.

— Ты идешь со мной, повторил я свое требование.

Тут из машины выбрался Сэмми.

— Это кошмар какой-то, — сказал он, взял Камиллу за руку и повлек за собой. — Пошли отсюда.

Я смотрел им вслед. Он был прав. Бандини — идиот, пес плешивый, скунс смердящий и шиз. Но ничего с этим я поделать не мог. Отыскав в бардачке техпаспорт, я узнал адрес владелицы. Она проживала неподалеку от пересечения 24-й и Аламеда. Ничего с этим не поделаешь. Я вышел на Хилл-стрит и сел на трамвай, который шел до Аламеда. Мне даже стало интересно — новая черта моего характера: дикая, неизведанная черная бездна нового Бандини. Но через несколько кварталов исследовательские настроения исчезли. Я вышел неподалеку от товарных складов. Банкер-Хилл был в двух милях, но я пошел пешком. Добравшись до дома, я сказал себе, что порываю с Камиллой Лопес навсегда. Ты еще пожалеешь об этом, козявка ничтожная, потому что я прославлюсь. Я стану знаменит! Остаток ночи я посвятил работе.