Читать книгу "Бандитская Голгофа - Владимир Колычев"

— Нормально там или нет, с твоим красавчиком нужно кончать по-любому.

— Я не тороплюсь.

Михаил боялся Пережогова, но все-таки стремился к сотрудничеству с Александрой. Пусть поступит от нее предложение, а он подумает… Но предложения не поступало. Она вроде бы и хотела от него чего-то, но на откровенный разговор не решалась. Поэтому и появилась у него мысль завести с ней разговор об Аркаше, намекнуть, что проблемы у парня. Александра попросит за него, тогда он спровоцирует ее на встречные условия. Может, тогда она и сделает предложение, от которого не захочется отказаться.

Он, конечно, сообщит Пережогову об этом разговоре, чтобы его потом не уличили в двурушничестве, но предложение от этого своей притягательности не утратит. А там будет видно, сможет он им воспользоваться или нет.

— Я тороплюсь.

— Может, ты сам этим и займешься?

— Ну, если дашь добро…

— Делай, как знаешь. — Михаил изобразил скорбный вздох.

Да, ему жаль расставаться с красавчиком, но раз это нужно в интересах дела, он готов пожертвовать своими пристрастиями.

На самом деле он был только рад избавиться от Аркаши. И очень здорово, что ему не придется марать об него руки.

Но и торопиться не надо. Вот когда вернется подкрепление, тогда пусть Аркашей и займутся. А пока он жив, Михаил вызовет на откровенный разговор Александру.

Впрочем, если Ковшов сделает Аркаше передоз прямо сейчас, это не помешает Михаилу завести о нем речь.

Домашний арест в золотой клетке. Куда ни кинь, всюду клин. Телефоны все отключены, охрана и прислуга распущены, дом под присмотром Годовикова и его людей.

— Что тебя смущает? Хочешь по дому голой ходить — пожалуйста, слово тебе никто не скажет.

— Ты хочешь, чтобы я голой по дому ходила? — усмехнулась Саша.

Годовиков постоянно находился где-то рядом, но в поле зрения попадался нечасто. Ковшов глаза намозолил, а этот, казалось, избегал ее. Ковшов смотрел на нее с вожделением, а Годовиков, похоже, не замечал в ней красивую женщину.

— Я хочу? Нет, голое тело — это свобода. Ты же не ходила по тюрьме голой, — усмехнулся он.

— Какая это свобода, когда твой Ковшов на каждом шагу?

— Ну, на твою половину он не заходит.

— Пусть только попробует!

Ковшов мужик нахальный и совсем не прочь был бы залезть к Саше в постель, но при этом она его не боялась. Человек он основательный, дисциплина для него не пустой звук, поэтому запретную черту переступать не станет. А для Саши он рылом не вышел, это и Годовиков понимает, и его начальство. Как ни крути, а она мультимиллионерша, и какой-то там Ковшов ей не ровня.

И Годовиков ей не ровня, хотя он куда предпочтительней, чем тот же Аркаша. Но Михаил игнорирует ее…

Но ведь и Аркаша когда-то притворялся бревном и к себе не подпускал, набивая себе цену… Может, и с Годовиковым та же история.

— Не попробует. Хотя ты и считаешь, что тебя здесь держат под арестом, но твоя личная территория неприкосновенна…

— Тогда что ты здесь делаешь? — усмехнулась Саша.

Действительно, Годовиков поднялся на второй этаж, зашел в гримерку, как Саша называла комнату, в которой обычно наводила красоту и одевалась на выход. Уголок женского мастера с вращающимся креслом, зеркалами, мойкой для головы, вибрирующая массажная кушетка, отлично вписывающаяся в богатый интерьер, гардеробные шкафы «Версаче» и примыкающая комната для хранения вышедших из моды одежных и обувных коллекций «от кутюр». Саша очень горевала, когда лишилась этой комнаты вместе с домом, зато сейчас она полная здесь хозяйка. Здесь, но, увы, не во всем доме.

Да и в этой комнате она чувствует себя ущербно: мастера на дом не вызовешь, по бутикам не прошвырнешься, и через Интернет ничего не закажешь, потому что ее лишили выхода в Сеть. Нет у нее связи с внешним миром, может, потому Годовиков и кажется желанным гостем. Да и вообще, мужчина он более чем — уверенный в себе, безупречно выдержанный, интересной внешности, стильный, ухоженный. И, главное, мог бы взять в свои руки бразды правления ее бизнесом. В принципе, ей вовсе не обязательно вникать в дела. Казино работает само по себе, отели замкнуты на одну фирму, дела в которой идут без хозяйского вмешательства, управление недвижимостью также идет в автономном режиме. Лариса держала руку на пульсе событий, и Саша должна заняться тем же, но как-то не очень хотелось вникать в процесс. Надо брать бразды правления, натягивать их, но ведь ее держат под домашним арестом, и это ли не оправдание…

Ей нравится эта золотая клетка, и она чувствует себя здесь певчей птичкой, никогда не знавшей свободы. И все-таки ей скучно, а Годовиков почему-то игнорирует ее…

И сейчас он смотрел на нее безучастно, но голос его дрогнул от волнения, когда он спросил:

— Считаешь меня своим тюремщиком?

— Почему ты так думаешь?

— Хочешь подкупить меня?

— А получится?

— Нет.

— А вдруг? — пристально посмотрела на него Саша.

— Ну хорошо, ты подкупила меня, что дальше?

— Я не хочу тебя подкупать… — Она подошла к нему и, раздувая ноздри, кончиком носа коснулась его шеи, и при этом нежно провела рукой по плечу. — Хороший у тебя одеколон. С феромонами. Пытаешься меня соблазнить?

— Я пытаюсь?

— А разве нет? Зачем тогда зашел ко мне? Но если пытаешься меня соблазнить, я тебя прощаю.

— Хорошо, допустим, я пытаюсь тебя соблазнить.

Годовиков уже не пытался скрыть свой интерес к этому разговору.

— Значит, у меня есть шанс. У меня есть шанс купить тебя за недорого.

— Купить?

— Мне мало тебя подкупить, я хочу тебя купить.

— За недорого?

— Хочешь поторговаться?

— Кто тебе такое сказал?

— Сама вижу…

— Я не продаюсь.

— И даже за обручальное кольцо?

— За обручальное кольцо? — Годовиков сделал движение, как будто собирался хватануть ртом воздух.

Саша лукаво улыбнулась. Ей нравилось наблюдать, как Михаил теряется под ее натиском. Такое удовольствие мог испытывать скульптор, сумевший обтесать гранитную глыбу с помощью простейших инструментов.

— Ты станешь моим мужем, получишь карт-бланш на мой бизнес.

— Это интересно. — Он пытался скрыть волнение, но это плохо ему удавалось.

— А спать со мной не интересно? — в ее голосе звонко прозвучал ехидный сарказм.

— Интересно, — на этот раз он совладал с собой и даже бровью не повел.

— Если мы с тобой переспим, значит, я тебя купила.

— За обручальное кольцо?