Читать книгу "Князь-пират. Гроза Русского моря - Василий Седугин"

И вправду: Иван давно заметил, что князь похудел, осунулся, стал каким-то отстраненным, был невнимателен, рассеян, порой не слышал, что говорили ему, нередко делал невпопад. Ивану было жаль Юрия, но он не знал, чем помочь.

При подъезде к Кучкову Юрий сказал:

— Проберись незаметно к терему боярина и выведай про Листаву. Думаю, нетрудно это будет сделать, все слуги знают, где она и что делает. Сложнее незаметно передать мою просьбу выйти на встречу.

— Явится ли?

— Ты передай.

И добавил, подумав:

— Не придет — значит забыла. Тогда и я не стану ее тревожить. Ну что, сможешь?

Иван лихо сдвинул шапку набекрень.

— А то!

Иван нырнул в ворота, а Юрий остался возле частокола.

Был октябрь, по небу неслись серые рваные тучи, капли дождя шуршали по сплошному ковру глянцевых желто-коричневых листьев. В близко стоящем лесу заметно прибавилось золота. Желтыми стояли все березы, багряными — клены, даже липы тронул цвет увядания. Матово серела дорога, которая вела к мосту через реку Москву.

Ждать пришлось недолго. Она вдруг выпорхнула из ворот (Юрию так и показалось — не вышла, а выпорхнула, будто птичка), огляделась торопливо, увидела его и, только глядя на него, рванулась к нему, кинулась на шею и замерла, тесно прижавшись. Юрий почувствовал, как глаза его защипали слезы, он гладил ее по щекам, волосам, веря и не веря, что она рядом с ним.

— Приехал, приехал, — вдруг стала говорить она, обратив к нему сияющие от счастья глаза. — А я-то так просила, так взывала к тебе: хоть на мгновенье появись, чтоб одним глазком на тебя посмотреть, одним пальчиком потрогать!.. И вот ты здесь, передо мной. Значит, не забыл, значит, любишь, любимый мой, ненаглядный, желанный…

— Но как же так все получилось, Листава? Как все произошло? — говорил он, обнимая ее трепещущее тельце…

— Это все Кучка и Агриппина сделали. Я случайно подслушала их разговор, когда они похвалялись, как ловко все обстряпали…

— Но Агриппина потом появилась…

— Заранее они договорились. Чтобы Агриппина заполучила тебя, а я бы досталась Кучке. Зельем она тебя напоила, сонным зельем. Разум из твоей головы вышибла, к себе заманила. А я не разобралась, глупая, вгорячах такого натворила!

— Но хоть ласков с тобой боярин?

— Куда там! Не любил он меня и не любит.

— Но он тебя так добивался…

— Не он добивался, а самолюбие его. Не любит он никого, кроме себя.

— Обижает?

— Всякое бывает. Да что там говорить!..

— Тогда бежим! Ничего не бери с собой. Сядем на моего коня, в пути прикупим еще лошадку и — в Суздаль! Я все кину к твоим ногам — и дворец княжеский, и наряды заморские, и яства самые лучшие!

— А ребеночек? Разве я могу жить без моей дочки?

— Выкради! Скажи, что гулять пойдешь, а я тебя здесь встречу!

— Там столько нянек и мамок! Шагу не дают сделать, в десятки глаз следят, куда ни понесешь, куда ни поведешь, так оравой и сопровождают. Все-таки боярская дочка!

Она замерла на некоторое время, потом добавила тихо:

— Да и венчаны мы. Все-таки перед Богом соединяли свои судьбы. Как можно рушить обет?

Он порывался что-то сказать в ответ, но она приложила пальчик к его губам, проговорила ласково:

— Повидала я тебя, это главное. Теперь знаю, что не забыл меня, что продолжаешь любить. Теперь будет легче жить. Ну я пойду, а то спохватятся, бед не оберешься. Поцелуй меня напоследок.

Она с трудом оторвалась от него и, согнувшись, побрела к воротам. Прежде чем завернуть за частокол, Листава обернулась и взглянула на него неестественно блестевшими глазами. Она смотрела на него недолго, какое-то мгновенье, смотрела прямо, строго, словно хотела вобрать в себя его облик или сказать что-то важное напоследок. А потом пропала за воротами.

Из Киева пришло сообщение, что половцы готовят большой набег на Русь, и великий князь требовал от Юрия прийти со своим войском. На помощь спешил новгородский князь Всеволод, племянник Юрия. Встречу они назначили на Торжке.

Всеволод явился вовремя. Юрий обнялся с племянником, поручкался с воеводой, спросил:

— Прибыли в полном составе?

— Да, готовы отправиться в поход хоть завтра.

— А я разослал приказ боярам, все прибыли, только Кучка почему-то задерживается. Уверен, не сегодня завтра прибудет.

— Не подведет?

— Не думаю.

Но вечером того же дня прискакал нарочный от купца, отца Листавы, который рассказал, что боярин в поход не собирается и всем говорит, что служит он великому князю Мономаху и только ему подчиняется, а суздальского князя Юрия слушаться не намерен.

— И еще купец просил передать, — приблизившись к Юрию, добавил нарочный, — что Кучка как-то сумел дознаться о твоей, князь, встрече с Листавой, посадил ее в поруб (подвал), держит под охраной, а есть совсем не дает, хочет уморить голодом.

Точно жаром обдало все тело Юрия. Он вскочил на коня, бросил на ходу Симоновичу:

— Иван, бери десятку дружинников, и вслед за мной в Кучково!

В бешеной скачке загнали коней, пришлось покупать у селян. Наконец ворвались в ворота селения, подскакали к терему боярина. Юрий вихрем слетел с седла, взбежал по крытой наружной лестнице на второй ярус, распахнул дверь горницы и увидел Степана, сидящего за столом. Боярин был пьян и поэтому не особенно удивился появлению князя.

Юрий схватил его обеими руками за рубаху, приподнял над креслом, прохрипел:

— Отвечай, где Листава?

— А на что тебе она? — лениво ответил Степан.

— Говори, иначе придушу!

— Чего шуметь? Ну в поруб я ее посадил, а что такое?

— Какое ты имеешь право издеваться над человеком?

— Она моя жена! При чем тут человек…

Юрий оттолкнул боярина от себя, грохоча сапогами, сверзся по лестнице на нижний ярус, ухватил за руку какого-то слугу:

— Где у вас поруб?

— Там… в сарае, — пролепетал тот испуганно.

В сарае Юрий увидел в земле решетку, под ней — холодная тьма. Караульный по-медвежьи ткнулся ему в ноги, замер.

— Там она? Открывай!

Мужик застонал, покачиваясь из стороны в сторону:

— Ой беда мне! Неживая она!

— Как неживая? Что ты мелешь?

— Спустился я сегодня утром к ней, а она лежит бездыханная…

— Уморил? Голодом уморил, негодяй?

— Не я! Боярин приказал не кормить. Но я, батюшка-князь, тайком пищу ей носил. Только не брала она ничего, как есть сама себя голодом уморила…