Читать книгу "Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг - Наталья Павлищева"

Поплакать бы, но даже этого она не могла себе позволить.

Тихонько подошла Михримах:

– Матушка, Кара-Ахмед-паша и Кемальзаде Мустафа что-то замышляют…

Роксолана вдруг взъярилась:

– Наплевать! Сейчас главное, чтобы Повелитель выжил.

В спальню скользнула Гекче, Роксолана подозвала ее к себе:

– Смотри, также было прошлый раз?

Перепуганная не меньше лекаря Гекче некоторое время не могла ничего сообразить, на нее пришлось даже прикрикнуть:

– Забудь, кто перед тобой! Придумай, как спасти больного!

– Госпожа… не так… у меня нет средств от этого яда…

– Совсем нет?!

– Есть, но их надо готовить, такое противоядие долго не хранится. Нужно несколько часов…

Роксолана почти застонала:

– Сколько?

– К утру сделаю, но…

– Что, не мямли!

– Повелитель может не дожить, он давно болен, это сразу видно.

Хотелось заорать, что она и сама все видит, но что толку.

Как жаль, что умер врач Сулеймана Моше Хамон, который, как и его отец, был придворным лекарем султанов. Моше сразу понял бы, что нужно говорить и делать… теперь оставалось надеяться на знания его сына Иосифа Хамона – султанского лекаря в третьем поколении.

Дильсиз от двери показал, что пришел лекарь.

– Иосиф Хамон?

Кивок.

– Впусти.

Хамон вошел быстро, темные глаза из-под густых черных бровей, впрочем, начавших уже седеть, смотрели пытливо.

– Повелитель устал, нужно помочь ему восстановить силы… – пока Роксолана ограничилась этой фразой, если лекарь неглуп, все поймет сам.

Он понял. Многие ли женщины даже под яшмаком – вуалью, закрывающей нижнюю часть лица, – могут позволить себе разговаривать с чужими мужчинами, тем более, наедине? Султанша могла, и все об этом знали. Ее проклинали на всех рынках Стамбула, твердя, что опоила султана приворотным зельем, она не обращала внимания, в ответ строила и строила новые бесплатные столовые для бедных, чтобы кормить тех, кто ее же клянет, приюты, медресе, мечети…

Иосиф знал многое, что было недоступно даже многочисленным прихлебателям султанского двора. У него были свои возможности, неведомые ни врагам Роксоланы, ни ей самой. Еще прадед султана Сулеймана султан Мехмед Фатих понял, что изгнанные из Испании иудеи, могут быть весьма полезны, и предложил всем изгнанным приют в своей империи. Покинувшие Испанию марраны обосновались в Османской империи, не все, конечно, но многие, они стали лекарями, купцами, переводчиками, банкирами… Никто не заставлял их менять веру, но правило действовало для всех одно: чиновниками становились только мусульмане, потому иудеев-чиновников не было, но вес они все равно имели в империи большой и влияние тоже.

Хамон только взглядом скользнул по съежившейся фигуре лекаря, потом по Гекче и знаком подозвал женщину к себе:

– Что давали?

Та с сожалением развела руками:

– У меня ничего нет. Приготовлю через несколько часов, но боюсь…

Врач кивнул:

– Я смогу продержать Повелителя несколько часов, поспешите.

Роксолана почти подтолкнула Гекче к двери:

– Иди скорей. Тебя проводят. Михримах, отвези ее сама туда и обратно.

Иосиф Хамон уже не обращал внимания на женщин, он открыл свою шкатулку, стал перебирать пузырьки, сокрушенно качая головой. Нашел нужные, быстро накапал из трех в сосуд, добавил чуть вина и с сомнением посмотрел на Сулеймана:

– Нужно разжать Повелителю зубы, чтобы влить лекарство.

– Я помогу, – Роксолана решительно шагнула к постели султана, сделала знак дильсизу, чтобы тоже подошел. Вместе они приподняли почти безжизненное тело Сулеймана, но разжать ему зубы не удавалось.

Хамон вздохнул:

– Хотя бы половину влить… Но как это сделать?

– Половины достаточно?

– Да, потом дадим еще.

Роксолана протянула руку за кубком, в котором было противоядие:

– Дайте.

Хамон и дильсиз с изумлением наблюдали, как султанша набрала лекарство в рот, а потом… она поцеловала Повелителя, в поцелуе вливая в его рот лекарство! Конечно, не все попало, конечно, разлилось, но даже врачу было видно, что Сулейман уступил натиску женских губ, челюсти разжались…

– Вам нужно немедленно промыть рот.

Она только кивнула, проследив, чтобы Султана положили удобней… Но Хамон в свою очередь проследил чтобы султанша сполоснула рот.

– Нужно удалить лекарей, они будут только мешать. До улучшения еще очень далеко. И больше не пытайтесь так делать, это смертельно опасно для вас.

Роксолана кивнула еще раз и направилась к все также сидевшему в сторонке Искандеру-эфенди. Второй лекарь от треволнений и страха устал настолько, что попросту заснул на диване.

– Искандер-эфенди, не хотите ли отдохнуть?

Тот быстро закивал. Бедолаге было очень много лет, ему хотелось домой, под бок к жене и вовсе не хотелось отвечать за жизнь Повелителя. Искандер-эфенди вовсе не был постоянным лекарем султана, просто так сложилось, что никого во дворце не оказалось, слава Аллаху, приехал этот иудей, теперь ответственность за жизнь султана на нем, теперь можно домой.

Но оказалось, что обрадовался Искандер-эфенди рановато, никто отпускать его не собирался. Эта султанша… она сумасшедшая…

– Искандер-эфенди, вы никогда не спали на султанских простынях?

– Н-нет…

– На султанских матрасах?

– Н-нет…

– А я спала. Удобно, поверьте. Сейчас вам постелют, и вы отдохнете.

Она совсем с ума сошла?! Спать на султанском малиновом матрасе и зеленых султанских простынях?!

Но глаза султанши смотрели так, что он невольно закивал.

– Ну вот и хорошо.

Роксолана хлопнула в ладоши и отдала распоряжение возникшему из воздуха евнуху, чтобы лекарю постелили на диване и помогли устроиться на ночь:

– Господин Искандер-эфенди будет здесь до тех пор, пока Повелителю не станет лучше, но ему самому тоже нужен отдых…

– О Аллах! – несчастный лекарь не знал что и думать.

…Потянулись тревожные минуты ожидания. Несмотря на возражения Хамона, Роксолана еще раз вливала в рот Сулеймана лекарство поцелуем.

Зато к тому времени, когда приехали Михримах с Гекче, султану уже можно было разжать зубы, чтобы напоить приготовленным противоядием. Поможет ли, не поздно ли?

Хамон и Гекче старались делать вид, что все в порядке, но по тому, как они тревожно переглядывались между собой и тихонько перебрасывались словами, Роксолана понимала, что все плохо.