Читать книгу "Предзнаменование - Валерио Эванджелисти"

— Синьора, у вас широкие бедра, созданные для многочисленного потомства. Как прошли роды? Болезненно?

Совсем смешавшись, Магдалена пробормотала:

— Да, я до сих пор чувствую себя усталой.

Скалигер покачал головой.

— Усталость пройдет, и в следующий раз у вас все получится гораздо легче. Знаете, сколько котят приносит кошка?

Фраза была настолько нелепа и неуместна, что Магдалена улыбнулась.

— Я повторяю, месье, мы должны сначала позаботиться о Рене.

— Похвальная забота, но ваш Рене нуждается в братишке или сестренке, с которыми он будет расти вместе. От своей жены я хочу по меньшей мере десяток детей и полагаю, что нет на свете более христианского желания.

Улыбка Магдалены угасла.

— Есть женщины, призванные к материнству, — учтиво сказала она. — Ваша супруга будет рада произвести вам большую семью.

— Каждая порядочная женщина призвана к материнству. — Это сказал уже не Скалигер, а Мишель, еле сдерживая гнев. Его серые глаза почернели, как головешки. — И вы, мадам, конечно, со мной согласны.

Магдалена, явно испугавшись, опустила голову.

— Да, конечно, согласна, — но, словно ободренная присутствием иностранца, отважилась прибавить: — Однако…

Тут Скалигер вдруг направился к выходу, как будто для того, чтобы супруга хозяина не сказала лишнего.

— Уже поздно, и мне пора. Я бы охотно выпил еще глоточек Гипокраса, который так отменно массирует печень и кишечник. Но это в другой раз. Надеюсь, господин де Нотрдам с супругой окажут мне честь отужинать у меня в один из ближайших вечеров. Наш союз — дело решенное.

Занятый другими мыслями, Мишель смог только произнести:

— Позвольте проводить вас к выходу.

— Буду весьма признателен.

Когда он вернулся в комнату, Магдалена крепко прижимала к себе ребенка, словно этот жест любви мог помочь ей одолеть тоску. Она бросила на мужа робкий взгляд и с усилием улыбнулась.

— Мишель, ужин готов. Я пустила в дело все, что нашлось в доме. Думаю, результат удивит даже вас. Без специй, из одних овощей… Хорошо, что еще нашлось мясо… И мармелад, который вы сами приготовили несколько месяцев назад… Помните? Ваша страсть к мармеладу спасла ужин, который…

Мишель, не говоря ни слова, застыл на пороге со скрещенными руками. Гнев, охвативший его поначалу, остудил лед язвительности. Он дождался, пока смущенное лепетание жены захлебнется и затихнет, и спросил, нарочито холодно и медленно, словно произнося обвинительный приговор:

— Вы отдаете себе отчет, какие вещи вы говорили в присутствии иностранца? Вы якобы избегаете мысли о родах, ибо принадлежите к категории женщин, считающих их делом второстепенным. Я требую объяснений и надеюсь, что они будут убедительными.

Понадобилось время, прежде чем Магдалена смогла, не глядя на мужа, выдавить из себя несколько слов:

— Вы меня не так поняли, или это я сама… — Ее голос упал до шепота. — Роды были очень болезненные. Еще слишком рано для меня, чтобы думать… Мне нужно немного времени. Совсем немного…

Мишель разглядывал ее так, будто бы их разделяла пропасть. И вдруг ему стало ясно, что надо делать. Он спросил себя, не таится ли подстрекатель такого решения в темном углу его души, но быстро отбросил сомнения. Нет, альтернативы не было. Он представил на миг, как Скалигер по всему городу рассказывает, что он, Мишель де Нотрдам, взял в жены женщину, которая сознательно не желает беременеть, как шлюха какая-нибудь. И исчезнет уважение, которого он так долго добивался, и его общественный статус упадет, не успев утвердиться. Перед ним снова появился призрак былого кошмара: всеми презираемый изгой, обреченный жить на задворках общества… Его охватила дрожь. Нет, другого выхода быть не могло.

— Я желаю, чтобы вы родили мне еще детей, — отчеканил он. — Полагаю, вы лучше меня знаете, что я намерен сделать.

Должно быть, он ошибся, потому что Магдалена крепче прижала к себе ребенка, словно пытаясь заслониться им, как щитом.

— Умоляю, не бейте меня, хотя бы пока. Я еще кормлю Рене, и у меня может пропасть молоко.

— Не имею ни малейшего намерения вас побить. Ступайте в спальню впереди меня.

Магдалена застыла в изумлении.

— Вы и вправду думаете о… — прошептала она, и слезы покатились у нее по щекам. В который уже раз она безуспешно попыталась улыбнуться. — Ужин готов. Может быть, после…

— Сейчас. В спальню, впереди меня. Сегодня вы понесете моего второго сына.

Магдалена застыла, как парализованная. Рене начал плакать, словно почувствовал драматизм ситуации. Мишель вырвал его из рук жены и осторожно усадил на диван, бегло проведя рукой по редким рыжеватым волосикам. Потом схватил отупевшую Магдалену и вытолкнул ее из комнаты. Не было надобности ее тащить, она покорно подчинялась, как будто сразу лишилась жизненных сил. Мишель испытывал странное чувство: власть, которую он имел над женой, возбуждала его почти так же, как любовь.

Он толкнул Магдалену на постель, не обращая внимания на сдавленный стон, слетевший с ее губ, и отдернул руку, потянувшуюся обнажить грудь. Магдалена кормила, и ласка могла причинить ей боль. Чтобы не прикасаться к груди, он обхватил ее за бедра и перевернул. Подняв ей юбку и рубашку, он спустил штаны. Через секунду он уже входил в нее, чувствуя грудью содрогания ее спины.

Кончив, он оставил ее на матрасе, без чувств и без движения. Потом побежал в кабинет, где плакал в одиночестве маленький Рене, и с нежностью взял его на руки.

АБРАЗАКС. ПРОПАСТЬ

Внезапно налетевший ветер поднял в пустыне песчаную бурю, заставляя демонов вздрагивать под чешуей. Нострадамус и трое его спутников с тревогой наблюдали за небом, которое содрогалось от неистовых пульсаций. Звезды то увеличивались, то уменьшались в размерах, созвездия меняли очертания.

— Что происходит? — спросил юный священник, самый эмоциональный из всех.

Нострадамус равнодушно махнул рукой.

— Для этих мест ничего необычного. Пропасть открывается.

Не успел он произнести эти слова, как песок стал на глазах кристаллизоваться и по равнине с шумом поползла огромная трещина.

Ее края быстро раздвигались, и через миг образовалась широкая расселина. Потревоженный демон распахнул перепончатые крылья и перелетел на край пропасти. Снова настала тишина.

Нострадамус подошел к краю и уверенно его перегнул, двигаясь по еле заметной тропинке, ведущей в глубину. Остальные после недолгих колебаний последовали за ним. Беспредельная воронка в скале разверзалась в грозную пустоту, чуть светящуюся по краям, а внутри окутанную непроглядной мглой. Из-под ног срывались камни, беззвучно исчезая в глубине. Внезапно пропасть затянуло густым темным туманом, и четверо путников уже ничего могли различить, кроме кромки стены под руками и слабо поблескивающей тропинки под ногами.