Читать книгу "Ужин во дворце извращений - Тим Пауэрс"

Чуть позже он вернулся обратно и прислонился спиной к стенке шатра, упершись пятками в пыль. Брезент прогнулся под его весом, и он отдохнул так немного в полулежащем положении, повернувшись лицом к востоку. Что ж, подумал он, по крайней мере на этот раз я не стоял на карачках, тявкая как бродячая шавка. Он зажмурился и набрал полную грудь свежего предрассветного воздуха.

Вдруг до него дошло: рассвет? И впрямь, небо за черным холмом начинало светлеть. Боже, подумал он во внезапной панике, неужели я вырубался на всю ночь? Значит, группа Ури уже выехала?

Он выпрямился и огляделся по сторонам. Несколько фигур в капюшонах еще суетились на поляне перед выходом из шатра, и он, шатаясь, устремился к одной из них и схватил ее за плечо.

– Послушайте, – пролепетал он. – Я... Мне полагалось быть... Понимаете, я из той группы, что должна была отправиться в Священный Город, но я только сейчас оправился от чертова причастия. Они ведь еще не отправились, нет ведь?

Фигура – в темноте Ривас не определил, мужчина это был или женщина, – вырвала плечо.

– Я... я не знаю, – всхлипнул голос. – Спроси кого-нибудь у входа. – Фигура отшатнулась от него и тут же растворилась на фоне темного холма.

Ничуть не ободренный таким ответом Ривас повернулся ко входу, до сих пор ярко освещенному изнутри.

– Скажите, группа, направляющаяся в Священный Город, еще не отправлялась? – хрипло спросил он у полудюжины людей, столпившихся там. – Я... э... должен быть... ну, типа с ними, ясно? – Он умоляюще оглядывался по сторонам.

Темные капюшоны повернулись в его сторону, но лиц против света он не видел.

– Они выехали несколько часов назад, брат, – произнес не самый дружелюбный мужской голос. – И их пастырь лично присмотрел за посадкой в фургон и убедился, что не забыли никого, даже тех, что не пришли еще в сознание. – Мужчина шагнул ближе. – Как тебя зовут, брат? Пытаться с помощью лжи попасть в город нашего Господа – грех, и весьма серьезный.

Еще одна фигура в рясе с капюшоном выступила из толпы.

– Его зовут брат Боуз, – сказала сестра Сью. – Хватайте его, он...

Ривас повернулся и бросился в темноту по тропе, ведущей вверх по холму. Он не слышал ничего, кроме топота тяжелых башмаков за спиной и стука собственного сердца в ушах. Он успел пожалеть, что за годы спокойной жизни в Эллее не заботился должным образом о физической форме, а потом чья-то рука толкнула его меж лопаток, и он, потеряв равновесие, полетел вперед, проскользил на пузе по земле и застыл в облаке пыли, отплевываясь и пытаясь вздохнуть.

Сильные руки рывком вздернули его обратно на ноги; он бы упал, если бы двое мужчин не подхватили его и не развернули лицом к шатру. Сестра Сью приблизилась к их задыхающейся троице, и в неверном рассветном освещении Ривас увидел на ее лице широкую, хищную улыбку.

– Он избавитель, – объявила она своим спутникам. – Тот самый, что убил нашего пастыря на стадионе в Серритос. Ему известен способ сопротивляться причастию. – Она остановилась перед ним, и ее полный свирепой радости взгляд заставил его зажмуриться. – Но и он у нас... уязвим, верно, ведь, братец? Его тоже можно заставить забыть кое-что – вроде того, кому принадлежит музыкальный инструмент или сколько ему лет. Да, – она негромко рассмеялась, протянула руку и провела пальцами по его исцарапанной, окровавленной щеке. – Да, я полагаю, после пары причастий в крепко связанном виде и последующего семидесятидвухчасового бодрствования под песнопения ты станешь значительно податливее – тебе не кажется? – и с радостью поведаешь нам все свои грехи в мельчайших подробностях.

Ривас подумал, что до сих пор ни разу еще не боялся по-настоящему.

– Послушайте, – залепетал он, изо всех сил стараясь при этом не разреветься или намочить штаны. – Послушайте, не нужно ничего такого. Я и так все скажу, все. Господи, обещаю вам, пожалуйста...

Сестра Сью снова рассмеялась, на этот раз почти ласково.

– Нет, нет, братец. Мы сделаем это по-нашему – как велит Господь. – Она повернулась к стоявшим за ней четырем фигурам. – Страх придаст ему сил. Держите его все четверо, свяжите его покрепче... только на шею веревку не надевайте. Очень скоро он будет счастлив слиться с Господом, но пока что наверняка предпочел бы покончить с собой.

Крепкими кожаными ремнями его привязали к двум перекрещенным деревянным брусьям. Сплоченные болтами друг с другом, они образовывали поставленную вертикально Х-образную фигуру, поверх которой была нахлобучена в качестве своего рода крыши бамбуковая циновка. Буква X стояла рядом с шатром со стороны моря, рядом с помойными и выгребными ямами. Обыкновенно сюда избегали заглядывать без нужды, однако вид кого-то, подвергнутого наказанию, возбуждает любопытство даже у Соек, так что пастырям пришлось огородить это место веревками, чтобы удерживать толпу на некотором расстоянии. Ясный рассвет сменился пасмурным днем; время от времени тучи разрождались мелким дождичком, оставлявшим в сухой пыли круглые темные оспины.

Стоять с растопыренными ногами и руками было неудобно с самого начала, однако с течением времени это особенно болезненно отдавалось в спине и плечах. Руки онемели бы совсем, если бы он не сгибал и не разгибал их, насколько это позволяли ремни, и не шевелил пальцами... хотя ближе к полудню ему пришлось вытягивать шею, чтобы удостовериться в том, что они и, правда, слушаются его. Более всего его донимал зуд, с которым он ничего не мог поделать, а еще свербящий нос, он то и дело собирался вроде бы чихнуть, но так и не смог. Ну и конечно, жажда с похмелья. Кровь и пот медленно стекали с него на землю или впитывались в дерево, и он никак не мог отделаться от мысли, что с каждой капли крови, которую он теряет, хемогоблин где-то там, в глуши, набирается сил и становится материальнее и что с каждым часом его, Риваса, способность разумно мыслить все уменьшается, тогда, как эта тварь делается все разумнее.

В полдень дождь пошел, наконец, как следует, и вскоре заряды его уже разлетались брызгами на грязной земле и барабанили по брезенту шатра, по склону холма и циновке у Риваса над головой. Мокрые волосы лезли в глаза, одежда прилипла к телу, а дыхание казалось обжигающе горячим, так он замерз. Толпа Соек неохотно рассеялась, и вскоре все до одного попрятались в шатер.

К этому времени Ривас почти успокоился. Он знал, что не так силен – и духовно, и физически, – как в двадцать один год, так что, если снова станет Сойкой, он вряд ли сумеет вновь бежать от этой жуткой веры. Но знал он и то, как недолог век продвинутого – а у него имелись все основания подозревать, что он продвинется, и еще как далеко – в рекордно короткий срок. Сестра Сью верно угадала этим утром, когда говорила, что он с радостью убьет себя, только бы не сдохнуть здесь безмозглым человеческим обломком... хотя теперь он не видел особой разницы. И потом, ему казалось, что глупо умирать, не использовав до конца все, что тебе отпущено... это все равно, что выкидывать недопитый стакан. Где-то он слышал насчет испытания на разрушение: чтобы узнать, какую пытку может человек вынести, не сломавшись, надо сломаться...