Читать книгу "Алгебраист - Иэн Бэнкс"

Во всех направлениях лежала почти ничем не заполненная пустота: бесплодные пространства, вмещавшие несколько древних выгоревших солнц с планетами, на которых отсутствовала жизнь, или вообще без планет, разбросанные там и сям облака газа и пыли, коричневые карлики, нейтронные звезды и другие продукты распада (часть из которых, впрочем, по природным условиям была способна стать средой обитания для каких-нибудь экзотических разновидностей медленных — синктурий и энигматиков, но определенно не годилась для тех видов, которые могли сочувствовать обитателям Юлюбиса или хотя бы понять их судьбы и тревоги). Но нигде не было видно союзников, никого, кто был бы в силах помочь, оказать содействие или поддержку, — и, уж конечно, никаких порталов.

Вдоль по рукаву, почти параллельно нечетким границам галактики, отклоняясь чуть в сторону к сгущающейся массе газа, туманностей и звезд, лежала Зенерре. А между Юлюбисом и галактическим центром распростерлась огромная масса Отъединения; считалось, что в Отъединении, включавшем скопление Эпифания-пять с миллионами звезд, разбросанных на пространстве в несколько кубических световых веков, все еще существуют миры, которые прежде были частью цивилизованного, пронизанного внутренними связями и сетью ходов сообщества, пока около семи тысяч лет назад не случился Коллапс Артерий, а затем Война новых быстрых и все последовавшие за ней смуты и беды.

Двести четырнадцать лет и двадцать дней спустя после атаки на портал, именно в тот срок, когда он и ожидался, поступил первый сигнал с Зенерре — фронт волны, предшествующий постоянному потоку информации из остальной части объединенной галактики; там, сообщали на Юлюбис, жизнь продолжается, как прежде. Кроме атаки на портал, ничего чрезвычайного не произошло, и дела у Меркатории в целом шли неплохо. Атаки и налеты различных групп запредельцев продолжаются во всему цивилизованному пространству, как не прекращаются и операции против них, но это происходит на обычном, приемлемом уровне, к которому уже успели привыкнуть за тысячелетия Войны с запредельцами — тактически беспокоящее и досадно опустошительное, но стратегически бесперспективное и разрозненное микронасилие, которое уже назвали Гулом.

Обитатели системы Юлюбиса испытали облегчение, недоумение и своего рода обиду: нас-то за что?

Технический корабль «Эст-тоон Жиффир» с порталом на борту вылетел от Зенерре к Юлюбису год спустя после катастрофы и, по расчетам, должен был прибыть на место через триста семь лет, но этот срок постепенно уменьшился до двухсот шестидесяти девяти, поскольку техкорабль увеличил скорость, приблизив ее к световой; инженерам пришлось произвести тонкую настройку систем, которые препятствовали воздействию на портал релятивистских масс корабля и самого портала. Население системы Юлюбиса вздохнуло с облегчением, и последние остатки военного положения были снова скрыты от глаз общественности. Та немалая часть населения, что родилась после разрушения портала, задавалась вопросом — какой станет их жизнь после соединения с остальной галактикой, с той полумифической метацивилизацией, о которой они столько слышали.

Фассин почувствовал, что корабль достиг точки перехода, — давление на его грудь, тело, конечности спало за несколько секунд, и, по мере того как его организм пытался приспособиться к переменам, ощущение угнетенности сменилось неожиданной вспышкой легкости. Он держал глаза закрытыми; почти сразу же он почувствовал слабое, легкое давление, идущее откуда-то из-под головы, потом снова невесомость, а несколько мгновений спустя кто-то словно потащил его за ноги, и тогда ощущение веса вернулось, давление начало быстро возрастать, пока рев в голове не стих и снова не перешел в отдаленный гул корабельного двигателя.

Архимандрит Люсеферус постоял перед руинами города, нагнулся и погрузил руку в перчатке в мягкую землю у своих ног, вывернув оттуда горсть почвы. Он поднес ее к лицу, осмотрел, потом приблизил к носу и понюхал, потом уронил комок земли и отряхнул перчатки, не сводя взгляда с огромного кратера на том месте, где прежде располагалась немалая часть города.

Кратер все еще наполнялся из моря, и коричневато-белая вода вытекала из устья. Водопад исчезал в основании кратера, клубясь водяной пылью, скалистая чаша понемногу остывала, водные потоки сталкивались между собой и повсюду поднимался пар. Массивная струя пара толщиной километра три поднималась в спокойное, пастельного цвета небо, пронзая тонкое полотно облаков до срединных слоев атмосферы.

Таков был замысел архимандрита: преподать суровый урок планете, где для этого имелись подходящие условия; например, город на берегу моря, сам виновный в сопротивлении либо показавшийся ему, архимандриту, символом чьего-то сопротивления, должен был уподобиться его любимому Джунчу на Лесеум-9-IV. Если какой-либо народ сопротивлялся ему в ходе завоевания или во время оккупации, этот народ должен был, конечно же, понести наказание, но вдобавок стать и частью чего-то большего, чтобы даже и в смерти, даже в разрушении города быть невольным участником того, что есть на самом деле произведение искусства. Ведь когда смотришь со склона этой вот горы, разве перед тобой не новый залив Фараби? А эта щель, сквозь которую с грохотом, сотрясая землю, ринулся поток воды, — разве она не похожа на Силовой разлом? А эта вздыбившаяся башня пара, что сначала ринулась вверх, а потом склонилась к горизонту, — разве она не похожа на роспись, на его собственную завитушку?

Да, конечно — залив имел форму, чересчур близкую к окружности, а щель представляла собой всего лишь жалкий прорыв в стене кратера, образованной преимущественно устьевым илом и не идущей ни в какое сравнение с огромными, километровой высоты, утесами настоящего Силового разлома. И конечно, пейзажу вокруг этого нового Джунча не хватало великолепного кольца окружающих гор, а эта игрушечная горка, на которой он стоял (со своими адмиралами, генералами и стражниками, покорно ждавшими в отдалении у него за спиной, пока архимандрит насладится зрелищем), откровенно говоря, была лишь жалким подобием вертикального утеса Отвесной цитадели, откуда открывался величественный вид.

Однако художнику приходится иметь дело с той натурой, которая есть под рукой, и там, где недавно на склонах холмов, обступивших устье реки, расстилался многолюдный прибрежный город с огромными зданиями, причалами, волноломами и якорными стоянками (иными словами, город, каким он был почти всегда, невзирая на все так называемые катастрофы вроде землетрясений, наводнений, сильных пожаров, бомбардировок с моря и воздуха или более ранних вторжений), теперь возникло подобие прекрасного и далекого места, возникла новая дикая красота, возникла площадка для возведения нового города, который возродится под знаком его, архимандритова, суверенитета, возникла некая (даже) возможность целебного единения с другими народами и местами, склонившимися перед его волей, единения в страдании и в красоте, потому что этот величественный кратер, эта последняя работа, был самым свежим из его творений: еще один бриллиант в ряду, уходящем далеко-далеко, к той вершине изящества, какую являл собой Джунч.